наотрез отказывались складываться в слова, да и сами потеряли всякий смысл. Только запах пробивался в мое бессмысленное царство. Едкий, удушающий, доводящий до слез. Только запах.
Наверное, кто-то приходил. Не мог не приходить: я то и дело видела силуэты. Кажется, кто-то кричал. Еще реже – тихонько плакал. Или смеялся? Сказать точно я бы не взялась. Но мне хотелось, чтобы плакали. Это бы значило, что они беспокоятся. Кто «они»? Помнила слабо. Родители? Или друзья? Случайные знакомцы?
Что-то не позволяло мне вспомнить. Силы… их просто не было. Перегорели, исчезли, трусливо сбежали, отлучились по делам? Кто бы ответил на этот вопрос.
А потом пришла ОНА. У нее были теплые руки и добрый голос. И рядом с ней хотелось быть. Я потеряла счет времени, но мне начало становиться лучше. И пятна перед глазами стали приобретать смысл, а звуки превратились в слова. А вот запах… Этот мерзкий запах наконец ушел.
Я все же проснулась.
Видеть над головой белый потолок – добрый знак. Хотя как на это посмотреть. С одной стороны, он предвещал скучное лежание в постели и дюжину лекарств, с другой – он предвещал. И этого было достаточно. Того, что жизнь продолжается, что еще можно куда-то идти, чего-то ждать, и даже лежать скучающе в этой жаркой белой кровати, из которой уже через считаные секунды хочется сбежать.
Я с удовольствием выползла из-под одеяла и огляделась. Так и есть. Пять кроватей, шестая – моя. Чуть вдалеке прикорнула на стуле целительница. Выглядела она не очень, и мне стало совестно, что, видимо, из-за меня ей не дали нормально отдохнуть. Больше в палате никого не было, и мое пробуждение осталось незамеченным. Неужели мне показалось, что кто-то приходил меня проведать?
Кровать не скрипнула, когда я с нее сползала, голыми пятками коснувшись пола. Холодный. Тапочек не нашла, и пришлось согреваться скоростью. Быстрыми перебежками достигла окна, глянула на улицу и с облегчением выдохнула: до зимы еще не дошло. Все те же зеленые листья качаются на ветру.
Часов в палате не было. И это обстоятельство меня расстроило. Нет, я понимаю, что пациентам не обязательно знать, сколько минут осталось до конца лечебного заключения, но могли повесить хоть для медсестер? Или целительницы и так время знают? Полезное, видать, умение. И тайное. Нам на бытовых чарах еще не рассказывали, хотя про чистку зубов и завязывание шнурков еще в первый раз сообщили.
Скрипнул стул, напоминая о необходимости быть расторопней, если хочу пронести собственную тушку контрабандой в общагу. Судя по увиденному во дворе, сейчас идет первая лекция. Серое небо не благоволило утренним прогулкам, и вероятность встретить праздношатающихся стремилась к нулю.
«Это шанс!» – решила я и коснулась ручки двери.
Далее следовал сплошной шпионский фильм. Разве что холодно было по-настоящему, и слабость накатывала. Но мы же не сдаемся! Мы добежали до общаги и заползли под родное одеяло.
«Вот теперь можно и отдохнуть», – подумалось мне.
Зря поспешила с выводами. Ой, зря.
Меня упрямо трепали за плечо.
– Данька, Данечка…
– А? – сонно отозвалась я.
– Ты как? – с тревогой спросили у меня.
Вита? Да, голос был определенно ее, только не такой командный, как обычно.
– Хорошо, – буркнула я. – Только спать хочу.
– Хорошо. Спи, – разрешила кикимора. Я слышала, как она крадется к двери и уже там, за дверью, кому-то говорит: – Данька спит, не будите. Все хорошо с ней.
Не знаю, кому Вита говорила, но терпением они не отличались. Дверь с легким щелчком открылась, и кто-то зашел. Их было несколько. Тихо прошли к кровати, чья-то рука коснулась моего лба. Я из вредности открыла глаза, показывая, что они меня злостно разбудили. И улыбнулась. Ванична.
С уставшей, но теплой улыбкой, ставшей мне родной за время, проведенное на болоте, она смотрела на меня. И я видела, как она с облегчением выдыхает, как разглаживаются морщинки на лбу, как успокаивается ее лицо.
– Мама…
Ванична провела ладонью по моему лицу, откинула челку и наклонилась, чтобы поцеловать в лоб, заодно проверяя температуру. За ее спиной – я видела их краем глаза, хотя и следила больше за старшей кикиморой – маячил ректор, степенно стояла Коха, и совсем вдалеке, у самой двери, подпирал стенку Альтар.
– Все хорошо, – тихо уверила она.
– А почему вас здесь так много? – полюбопытствовала я, теперь уже глядя на каждого персонально.
Ректор отвел взгляд. Коха усмехнулась, с прищуром следя за реакцией Бродседа. Я внезапно почувствовала себя как на сцене, словно мы даем спектакль «Семейная драма» и застыли на очередном акте, дожидаясь, пока установят правильный свет.
