«Опять грезишь, Фэй? – спрашивает он довольно добродушно. – Воображаешь прекрасные цвета и чудеса, которые предпочла бы писать?»
«Да, – вру я, не желая делиться с ним своими мыслями. – Извините, Наставник. Это непростительно».
«Разум, способный ценить и создавать прекрасные образы, это никоим образом не недостаток, – говорит он. – Но, к несчастью, здесь это свойство не востребовано. Такую уж судьбу нам даровали».
В ответ я кланяюсь.
«Я не лягу, пока эта вещь не станет безупречной».
Когда я наконец прихожу в нашу спальню, остальные девушки уже спят. Только устроившись в кровати, я вспоминаю, что так и не улучила момента, чтобы подойти и проверить работу Чжан Цзин. К тому моменту, когда я закончила свою, я настолько устала, что, наверное, ничем бы ей и не смогла помочь. Утром нам еще предстоит работа над отчетом, так что я мысленно обещаю себе проверить ее часть. Сон быстро меня затягивает, но покоя я не нахожу.
Мне снится, что я иду по полю розовых орхидей – таких, какие я себе вообразила днем. Они превращаются в хризантемы, и роскошь их лепестков пьянит, заставляя меня нежно гладить их пальцами. Вскоре я обнаруживаю, что выхожу с цветочного поля на дорогу, которая идет вдоль обрыва. Она приводит меня к доставочной дороге, где этим утром собиралась толпа. Она снова здесь: все ждут каких-то важных новостей. Только на этот раз на ящике стою я: это мне придется сообщить остальным жителям деревни жуткое известие. Мои руки быстро двигаются, передавая необходимое, и я еле успеваю осознать, что именно им говорю. Понимаю только, что нас ждет мрачное будущее без всякой надежды. Закончив, я нахожу в себе мужество посмотреть на лица собравшихся, и увиденное заставляет меня вскрикнуть.
Все устремили на меня пустые глаза, закрытые бельмами. И хотя все лица повернуты ко мне, они явно меня не видят. Все вокруг меня слепы. Только мне сохранили способность видеть. Отчаяние наполняет лица собравшихся жителей, и они одновременно открывают рты.
Дальше происходит нечто такое, с чем я никогда раньше не сталкивалась: ощущение, похожее на вибрацию, и в то же время нечто еще. Кажется, будто оно попадает в ту часть моего мозга, о существовании которой я даже не подозревала. У меня нет слов, чтобы это передать, я не в состоянии как-то выразить то, что испытываю. Жители поселка открывают рты еще шире, и странное ощущение становится сильнее, пульсирует у меня в ушах. У меня начинает болеть голова. А потом они все одновременно закрывают рты. Странное ощущение моментально исчезает, и все успокаивается. Я ощущаю тянущее чувство в груди, словно пытаюсь достать до чего-то очень далекого.
А потом у меня в глазах становится черно.
Я чувствую панический страх, пока до меня не доходит, что я всего лишь проснулась и открыла глаза в девичьей спальне жилой части. Я сажусь на кровати, жадно ловя ртом воздух, осматриваясь вокруг и дожидаясь, чтобы глаза привыкли к темноте. Слабый свет луны пробивается сквозь оконные жалюзи, так что спустя какое-то время мне уже удается различить все, что меня окружает. Чжан Цзин мирно спит на кровати, стоящей рядом с моей, и остальные девушки тоже спят.
Однако что-то все-таки изменилось. Нечто странное тревожит мои чувства, пока я вглядываюсь в темную комнату. Я снова это испытываю: то же ощущение, что и во сне, нечто напоминающее вибрацию, но вибрацией не являющееся. Разница в том, что оно менее сильное. От него голове не больно, и оно непостоянное: то появляется, то исчезает. Глядя на Чжан Цзин, я замечаю, что оно, похоже, совпадает по времени с ее дыханием. Некоторое время я смотрю на сестру, пытаясь понять, что именно происходит.
Я не нахожу никаких объяснений – есть только назойливая мысль, что я переутомилась. В конце концов я снова ложусь и натягиваю на голову одеяло, чтобы закрыться от лунного света. Незнакомое ощущение становится слабее. По наитию я поднимаю подушку и кладу ее себе на голову, закрывая ухо. Ощущение уменьшается настолько, что мне удается его игнорировать и заснуть. На этот раз снов я не вижу.
Наступает утро, и нас будят, как обычно, – пришедшие в коридор слуги вращают ворот, присоединенный к устройству, которое заставляет трястись изголовья наших кроватей. Вот только сегодня что-то изменилось. Привычные колебания сопровождаются тем же странным ощущением, которое меня потрясает. Оно по-прежнему осталось со мной! Когда рама моей кровати ударяется о стену, то, что я воспринимаю, обретает новое качество. Оно резкое и отрывистое, в отличие от того долгого, растянутого явления, которое возникало, когда толпа открывала рты. Я опускаюсь на колени, осматривая сотрясающуюся раму и пытаясь понять, как она создает тот, другой эффект. Чжан Цзин похлопывает меня по плечу, и я вздрагиваю от неожиданности.
«Что ты делаешь?» – говорит она знаками.
«Что это?» – спрашиваю я, указывая на кровать. Она недоуменно смотрит на меня, и я замечаю, что слуги перестали вращать ворот. Я осторожно трясу кровать так, чтобы она ударилась о стену. К моему изумлению, я воссоздаю то же явление, хотя и менее интенсивно, и тут же вопросительно смотрю на Чжан Цзин.
«Что это?» – повторяю я.
«Ты про что?» – переспрашивает она в полном недоумении.
Я сильнее ударяю кроватью о стену, делая результат удара более сильным. Однако Чжан Цзин, похоже, ничего не замечает. Она только выглядит все более растерянной.
