рассмотреть выполненную Чжан Цзин часть и могу только молиться, чтобы в этот день она видела лучше. Я прощально машу ей рукой и, следуя распоряжению Старейшины Чэня, отправляюсь на кухню за чаем. Старейшины и подмастерья редко туда заходят. Пока я жду, слуги суетятся и кланяются мне. Их одежда покрыта пятнами жира и копоти и почти не лучше той, которую носят шахтеры. Когда кто-то из поваров ставит на стол тяжелый чугунный котелок, результат этого действия заставляет меня сморщиться и стиснуть зубы.

Наконец немолодая служанка почтительно подает мне чашку с лечебным отваром. Хотя она робеет и не решается встречаться со мной взглядом, однако объясняет, что мне следует выпить чай и лечь в постель. Если за шесть часов моя головная боль не пройдет, я могу вернуться за новой порцией. Я благодарю ее и забираю чай с собой, но не иду к себе в комнату спать.

Вместо этого я направляюсь в школьную библиотеку, осторожно прихлебывая чай на ходу. Мне не удалось избавиться от подозрений относительно звука, хоть разум и твердит, что подобное исключено. Я решаю, что это – моя единственная возможность понять, что со мной происходит, иначе мне придется просить у кого-нибудь помощи. А я прекрасно понимаю, что этого делать нельзя. Если я начну описывать то, что со мной происходит, меня назовут сумасшедшей.

Я допиваю чай перед дверями библиотеки. Войдя туда, я сразу же направляюсь к самому старому ее разделу. Там хранятся записи того периода, когда наши жители еще могли слышать. Я когда-то их просматривала и сейчас ищу работы одного определенного автора. В прошлом ее слова ничего мне не говорили, а вот теперь, наверное, они станут моей единственной надеждой.

Автора звали Фэн Цзе, она лишились слуха одной из последних. В библиотеке хранятся три составленных ею свитка, и я сажусь за них, радуясь, что головная боль у меня прошла. Я начинаю читать первый свиток.

«Мне бы хотелось написать нечто мудрое, как-то объяснить, почему с нами происходит эта страшная трагедия. Однако объяснений нет».

Я останавливаюсь, размышляя над ее словами. Всю мою жизнь потерю слуха неизменно называли трагедией, но я никогда к этому так не относилась. Я вообще мало над этим задумывалась: ведь нельзя горевать из-за того, чего никогда не знал.

Фэн Цзе продолжает:

«Люди гораздо более мудрые, чем я, долго пытались найти ответ на вопрос, почему исчезает слух, однако их размышления ни к чему не привели. Я не надеюсь добиться того, чего не смогли они. Вместо этого я решила оставить здесь память о звуке, ибо боюсь того, что произойдет со следующими поколениями, если они не будут иметь об этом никаких сведений. И без того дети, родившиеся сейчас, не могут ничего понять, когда мы, те немногие, кто еще в состоянии слышать, пытаемся им это объяснить. С каждым днем я глохну все сильнее. Звуки становятся все слабее и слабее, тише и тише. Вскоре тишина превратится в полное отсутствие звуков.

И потому я хочу описать звук для тех, кто его лишен, чтобы слова не исчезли и чтобы те, кто никогда не будет слышать, смогли составить о нем как можно более точное представление. И, возможно, когда-нибудь, если звук вернется, это станет руководством для тех, кто мог забыть слова для звука».

У меня перехватывает горло. Вот почему я отправилась искать этот свиток, который когда-то давно бегло просмотрела. В тот момент эта мысль показалась мне фантастической: предположение, что звук вернется. Но вот теперь…

Дальше Фэн Цзе приводит подробный список звуков. Читая их, я словно пытаюсь понять чужой язык. Я даже не знаю части тех слов, которые она использует, чтобы определить другие слова.

«Когда звенит колокольчик, звук получается высоким и мелодичным, ясным и часто отрывистым. Этот перезвон почти похож на журчание ручья. Когда звонит большой колокол, его звук низкий и глубокий. Он эхом отдается в душе и вызывает вибрацию, которую можно ощутить всем своим телом.

Свист – это звук, который возникает, если выдувать воздух через вытянутые трубочкой губы. Он высокий и часто непрерывный, если вы не изменяете поток воздуха, создавая какую-то мелодию. Кроме того, свист – это основной компонент птичьего пения, а их диапазон намного превосходит наш».

Мой разум переполнен новыми терминами, которым надо придать какое-то значение. Звон. Высокий. Отрывистый. Перезвон. Журчание. Низкий. Эхо. Свист. Диапазон. Мелодия. Песня.

Все три свитка написаны вот так, и я стараюсь усвоить как можно больше понятий. Я мысленно возвращаюсь к тому, что уже наблюдала за это короткое утро. Рама моей кровати стучала о стену. Дыхание Чжан Цзин было тихое. Банка в студии громко раскололась. А чугунный котел на столе… Он брякнул? Или хлопнул? А в чем разница?

Ближе к полудню у меня снова начинает болеть голова: это никак не связано со звуками, а вызвано слишком большим количеством сведений со свитков, которые я прочла уже несколько раз, надеясь все запомнить. Некоторые идеи настолько трудно понять, что нет смысла пытаться их заучивать. Тем не менее терминология сама по себе приносит успокоение. Это – способ примирить незнакомые ощущения с теми, которые я хорошо знаю.

Что-то отрывает меня от чтения. «Звук», – говорю я себе, стараясь правильно использовать термины. Он не производит впечатления громкого или тихого, и я гадаю, можно ли применить в этом отношении слово «средний». Фэн Цзе его не использовала.

Звук издала открывшаяся дверь библиотеки. Повернувшись, я вижу, как в нее заходит Старейшина Чэнь. Я поспешно откладываю свиток и встаю на ноги, чтобы ему поклониться. Он велел мне посвятить день занятиям, но мне страшно, что он спросит, что именно я читала.

«Тебе лучше?» – спрашивает он.

Вы читаете Безмолвная
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату