«Я – жительница поселка, – горячо добавляет Чжан Цзин. – Это и моя битва».
Я не могу противиться сразу двоим и неохотно соглашаюсь. Немного утешает то, что так она хотя бы будет у меня на глазах.
Мы возвращаемся в поселок, продолжая двигаться скрытно. Ли Вэй разведывает дорогу, высматривая сбившихся в бродячие банды солдат. Мы хотим, чтобы они нас поймали, но нам нельзя выходить прямо на них – пленение должно выглядеть как можно более «естественным» и не вызвать подозрений.
Ли Вэй поспешно возвращается: на его лице отражаются волнение и радость.
«Прямо впереди, – сообщает он. – Патруль из трех солдат».
Мы двигаемся наперерез солдатам, неуклюже шагая по лесу, чтобы создавать как можно больше шума. Наша уловка срабатывает, и спустя считаные мгновения нас уже окружают трое солдат, решивших, будто им удалось захватить группу неудачливых поселян, пытавшихся спастись бегством. При виде занесенных сабель мы изображаем подобающий испуг (по правде говоря, особого актерского мастерства для этого не требуется), а Ли Вэй делает вид, будто собирается броситься прочь. За это он получает удар по голове, заставивший меня вздрогнуть, зато солдаты уверяются в том, что в нашей компании нет ничего необычного. Не пряча клинков, они ведут нас обратно, по направлению к шахтам. На ходу мы с Ли Вэем переглядываемся. Хотя он старается казаться запуганным, его глаза яростно сверкают: наш план осуществляется!
У шахты количество пленных поселян резко выросло, и к ним присоединили закованных в цепи пленных, которых привели снизу. Кажется, что в самой шахте еще кто-то продолжает прятаться, но солдаты заняты охраной собранных пленных, и, похоже, они начали какую-то сортировку. Один из приведших нас что-то выкрикивает, привлекая внимание мужчины, который, кажется, всем тут распоряжается. Он смотрит на нас с некоторым удивлением. По-моему, они решили, что уже успели захватить всех. Группа такого размера становится для них неожиданностью.
Он подходит, окидывает нас оценивающим взглядом и что-то быстро решает. Скупыми жестами он разделяет нас на две группы. В одной оказываемся мы с Чжан Цзин, паренек, чей костюм я получила, и еще одна юная девушка. Ли Вэй с остальными оказывается во второй группе. Я сразу догадываюсь, что нас сортируют по росту и силе. Солдат дает понять, что группа Ли Вэя должна влиться в еще одну группу людей с таким же телосложением. Нас с Чжан Цзин направляют к толпе пленных, которая состоит в основном из малорослых женщин и маленьких детей. Когда мы с Ли Вэем направляемся в противоположные стороны, я ловлю его взгляд. Мы думаем об одном и том же: «План надо воплощать в жизнь».
Чуть дальше главный солдат разговаривает с одним из пленных с плато. Солдат издает все те же непонятные звуки, а пленный жадно всматривается в его лицо. Я решаю, что это тот человек, который умеет читать по губам. Спустя несколько мгновений, он поворачивается и обращается к группе Ли Вэя, пользуясь тем же языком жестов, на котором говорила Нуань:
«Они отправляют вас в шахты работать. Говорят, что, если вы будете достаточно усердны, вам сохранят жизнь».
Хотя его жесты сообщают одно, выражение лица говорит совсем о другом. Остальные пленные это замечают.
«Это действительно так?» – спрашивает Ли Вэй.
Мужчина чуть колеблется, а потом отвечает:
«Наверное, нет. Но разве у нас есть выбор?»
Я поворачиваюсь к той группе, в которой оказалась. Нас окружили солдаты, но в меньшем количестве, чем у группы Ли Вэя. Нас не сковали. Раз мы слабее, в нас, кажется, видят меньшую угрозу. Понимая, что наступил решающий момент, я обращаюсь к нескольким женщинам, стоящим за Чжан Цзин. Я стараюсь как можно незаметнее двигать руками, чтобы не привлекать внимания солдат. По-моему, нас почти никто из них не понимает, но я не хочу рисковать.
«Внимание! – говорю я. – Есть способ спасти всех нас, но участвовать должны все. По моему сигналу вам всем надо закричать».
Одна из женщин смотрит на меня, как на сумасшедшую.
«Закричать?» – переспрашивает она.
Ее винить нельзя. Хотя мы постоянно издаем непроизвольные вскрики и вопли (и сейчас вокруг меня раздается немало печальных звуков), мои соотечественники не делают этого преднамеренно. Ведь когда кто-то издает крик, остальные его не слышат. Это – остаточный инстинкт, что-то, что мы действительно делаем в моменты сильных эмоций. Больше ничего в этом нет… Вернее – не было до этой минуты.
«Да, – повторяю я. – Закричать. Завопить. Выпустить свою боль. Вам всем надо сделать это одновременно, и сделать… – Я чуть приостанавливаюсь, вспомнив, что мне надо облечь это в такие слова, которые будут им понятны. – …Вам надо сделать это с большой напряженностью. Помните колебания, которые вы ощущаете в горле? Вам надо постараться, чтобы они получились очень сильными. Пусть ваше горло… дрожит как можно сильнее. Вы меня поняли?»
Они смотрят на меня с недоумением, но какая-то малышка смело выходит вперед:
«Я поняла».
Мать оттаскивает ее обратно и спрашивает:
«Зачем? Что это может дать? Мы пропали!»
«Нет! – твердо заявляю я. – Не пропали. Я не могу объяснить, что именно это даст, но поверьте: это поможет. Это наша главная надежда на спасение…
