встревать. Дисциплинка у них была на уровне.
Потом к ареопагу прибавились еще три подошедших к нашей машине командира – молодой длинноносый капитан-танкист в новом полушубке и два явных моремана – один аккуратный и отглаженный, с нашивками капитан-лейтенанта на рукавах черной шинели и второй, молодой, в сдвинутой на затылок ушанке, бушлате с лейтенантскими нашивками, заправленных в укороченные сапоги широких штанах и с болтавшейся на неуместно длинных ремешках на поясном ремне нагановской кобурой. Фамилия танкиста была Гликман, морских командиров – соответственно, Земноха и Драч.
Когда ритуальные действия с представлениями друг другу закончились, капитан наконец изложил командирам суть происходящего. А именно – что намечается разведка боем, для которой капитану Гликману надлежало предоставить нам один танк (на котором я поеду «заманивать» немцев) и обеспечить всестороннюю поддержку. От обычных и морских пехотинцев требовалось примерно то же самое плюс артподдержка. Командиры особо не спорили. Однако, поскольку они тут же начали обсуждать детали предстоящего, я попросил разрешения обратиться и предложил Никитину для начала сходить к передовой и понаблюдать. Капитан согласился, а в сопровождение мне дали морского лейтенанта Драча, который командовал разведвзводом в батальоне морпехов.
Лейтенант спорить не стал и отвел меня к самым траншеям, где за заснеженными кустами у морпехов был отрыт отдельный окоп – что-то вроде НП. Двое скучавших там в обнимку с пулеметом «ДП» чубатых парней в белых маскхалатах поверх черных бушлатов, как мне показалось, с завистью уставились на мой бинокль. Я пристроился на бруствере, положив «СВТ» рядом с собой.
– Хорошая винтовочка, штучная, – сказал лейтенант по фамилии Драч, тоже с явной завистью. Ну да не он первый говорил мне подобные слова. Я их за последние пару суток слышал не раз и не два.
– Мне тоже нравится, – ответил я и спросил: – С какого флота вы сюда свалились, товарищ лейтенант, если это, конечно, не военная тайна?
Оказалось – не тайна, и, пока я обозревал в бинокль местность перед нашим передним краем, Драч рассказал, что вообще-то большинство в их батальоне черноморцы, но с длинной и странной (как и у очень многих в том году) историей. Перед самой войной их команда выехала на Балтику, аж в Таллин, где должна была получить и доставить в Новороссийск какие-то орудия для береговой обороны(я не понял, какие именно). До Таллина они, естественно не доехали, вернулись с полдороги в Москву, потом какое-то время проторчали в Горьком, где должны были получить и сопроводить на ЧФ какие-то катера (я опять-таки не понял, что это были за катера – бронекатера или, может быть, торпедные?). Однако потом всем стало не до катеров и вообще ни до чего. И, когда немцы вышли на ближние подступы к Москве, их «всем колхозом» записали в морскую пехоту.
Пока он говорил, я смотрел в бинокль. Немецких окопов видно нигде не было, хотя этот самый Драч и сказал, что у немцев сразу за леском вроде бы были оборудованы два или три пулеметных гнезда, а их танки и пехота торчали непосредственно в Дурятине, в относительном тепле и комфорте. Дома Дурятина даже в мой сильный бинокль были видны еле-еле. Танков я, разумеется, тоже не видел – ну не совсем же они дураки, чтобы выставлять технику напоказ. Так что морской лейтенант не врал. Если у немцев и есть что-то серьезное – то оно в самой деревне. А значит, надо пройти на гусеницах километра три через этот редкий лесок. Конечно, отсутствие на пути немецких траншей и прочих неприятных сюрпризов вроде мин – факт отрадный, но по нам все равно будут палить их танковые пушки, а возможно, и еще какая-то артиллерия. Вдруг она таки есть в Дурятине? Ладно, хоть ям и оврагов впереди не видно и земля подмерзла…
– Сержанта Потеряхина к комбату! – заорал простуженным голосом внезапно возникший возле НП танкист в великоватой ушанке и ватнике поверх синего комбеза. Я не стал спорить и пошел за ним. Точнее, побежал перебежками.
Как оказалось, меня выдернули непосредственно к танкистам. Их носатый комбат поинтересовался, какой именно танк нам нужен для предстоящего дела? Я походил, посмотрел, подумал и сказал, что лучше всего, наверное, «Т-40», причем желательно машину довоенного выпуска.
В итоге меня отвели далеко за позиции танкового батальона, почти к самому Невашеву (видимо, «чтоб никто не догадался») и подогнали туда «Т-40», выпущенный в мае 1941-го, с полным комплектом водоходного оборудования. Честно говоря, я «сороковку» выбрал только за то, что он чуть легче, чем «Т- 60» (я это по книгам помнил), а значит, по логике, динамика у него должна быть получше. Хотя это были чисто субъективные представления человека из будущего, для которого обе эти машины вживую были откровенным «темным лесом».
Я оставил винтовку, вещмешок (где, помимо прочего, лежал и трофейный «Люгер») и бинокль в полуторке, на попечение Сигизмундыча, сменил ушанку на куда более холодный танкошлем, вернулся и залез в «Т-40» на место механика-водителя.
Внутри этого «поплавка» было довольно тесно и неуютно, да и обзор во все стороны был, откровенно говоря, так себе, даже при открытом настежь переднем смотровом люке. Кое-как разобравшись в управлении, я завел «сороковку» и немного погонял танк кругами, надеясь «почувствовать машину».
Что сказать – человеку вроде меня, которого когда-то учили на сорокатонном «Т-72», это большое жестяное ведро на гусеницах не могло как-то особо впечатлить. Я понимал, что во многом это идет от стереотипа – нормальные современные танки с приличным весом неровности почвы чувствуют все-таки не так явственно, как этот хлипкий агрегат, который изрядно болтало на кочках и ухабах.
В остальном «Т-40» показался мне машинкой в стиле «БМД», но намного хуже последней. На «БМД» я в армии, понятное дело, не ездил (поскольку Рязанское не кончал, в ВДВ не служил и кирпичи башкой не колол), но вот во время показательных мероприятий, где я несколько раз оказывался в качестве журналиста, мне все же довелось проехать пару кругов на «БМД» по полигону. Там когда-то давно давали такую возможность за умеренную плату в
