гранаты или бутылки с огнесмесью КС. Выходит, наш капитан действительно прислушался к моим словам? Или у пехотного командования какие-то свои резоны?
Флотский лейтенант Драч, натянувший поверх черной формы великоватый маскхалат (по-моему, это были просто бязевая рубаха и кальсоны, только пошитые явно на фигуру Ивана Поддубного), стоял и молча курил возле соседнего с нами «Т-60».
– Тебе, лейтенант, вроде моя винтовочка понравилась? – спросил я у него.
– Ну, – согласился он, выпуская табачный дым из ноздрей.
– Если не вернусь – спроси ее потом у нашего капитана, пусть отдаст.
– Ну ты, сержант, и скажешь. Кто же перед боем такое болтает…
Действительно, разговоры про смерть в наших обстоятельствах – последнее дело, про эту фронтовую тонкость я сразу и не сообразил, каюсь.
Не решившись развивать эту тему, я залез в башню «Т-40», зафиксировав верхний люк в открытом положении (Татьяна свой люк тоже не закрыла), а Драч отбросил окурок самокрутки и, поскальзываясь и матюгаясь, полез на броню «Т-60». Даже с пехотным десантом на броне готовящиеся к атаке легкие танки все равно выглядели как-то несерьезно.
Ну а ждать этой самой атаки нам осталось совсем недолго.
Сначала наша артиллерия в виде тех самых 76,2-мм «Ф-22» кинула с недалекой огневой позиции десятка два снарядов в сторону Дурятина. Куда они при этом попали – загадка, хотя снаряды вроде бы рвались среди крайних дворов деревни.
Потом из пехотных траншей в затянутое тучами серое небо пустили тусклые росчерк зеленой ракеты – сигнал нам, танкистам, к началу движения.
Ну, с богом.
Взревели нешибко мощные моторы, залязгали траки, и наши девять машин наконец пошли в атаку, оставляя за собой сизые облака бензинового выхлопа. Полетела во все стороны снежная пыль из-под гусениц, залетающая в открытые люки. Один мой грубый знакомый называл подобную ситуацию «ломануться на буфет с тремя копейками». Все-таки наши предки были крутые мужики, раз ходили в атаку на противотанковые пушки на таких вот «танках». Для этого надо иметь что-то большее, чем просто отвага или стальные яйца, нет, точно железные были ребята – таких гвоздями накорми, и они молоток высерут, как говорили в каком-то штатовском криминальном кинобоевике…
Хотя, мы же не собирались брать Дурятино на шпагу по всем правилам стратегии и тактики. Нам надо было добиться от немцев того самого, чего добивался в книге Ильфа и Петрова друг детства Остапа Бендера Коля Остен-Бакен от польской красавицы Инги Зайонц, то есть взаимности…
Как и было задумано, наш «Т-40» вырвался чуть вперед и, перевалив пехотные траншеи, мы в хорошем темпе, даже не стреляя, прошли с километр и, оставляя позади себя на неглубоком снегу узкие рубчатые следы, углубились в лесок, маневрируя среди голых древесных стволов.
В этот момент немцы наконец проснулись – у окраины Дурятина нервно заморгала «сварка» от немецких пулеметов. Воздух вокруг наполнился треском и свистом.
Действительно, пулеметных гнезд было штуки три. Пули шили морозный воздух, застревая в стволах окрестных деревьев, отрывая ветки и сдирая кору, по нашей броне тоже стукнуло с десяток рикошетов. Однако было далеко, и палили арийцы, явно надеясь зацепить хоть кого-нибудь из сидящих на танковой броне пехотинцев – и пару человек действительно задело. Во всяком случае, они кувыркнулись с брони в снег. В принципе, оно и понятно – отсечь пехоту от сопровождаемых ей танков при раскладах, подобных нашему, всегда было первым делом. Провернув башню в ту сторону, я пустил по пулеметным гнездам пару коротких очередей из ДШК, впрочем, не особо надеясь на попадание.
А потом рядом с нашей «сороковкой» что-то взорвалось. Не особо крупнокалиберное, но по броне громко простучали комья мерзлой земли.
Ага. Среди серых крыш домов и сараев деревни начиналось какое-то шевеление. Что нам, собственно, и требовалось…
Через мутноватые прицелы «сороковки» я увидел, как из крайних дворов Дурятина, сшибая сараи и заборы, в мутном дрожании снежной пыли и выхлопов выползают немецкие танки. Те самые, низкие, угловатые, темно-серые «трешки» с черно-белыми крестами на бортах, стрелявшие с ходу (а значит, не прицельно) в нашу сторону.
Все-таки купились на нашу туфту. Молодцы, сволочи фашистские…
Я выставил из люка ствол ракетницы и выпалил в небо. Слава богу, десант увидел сигнал и спрыгнул с танков. Вот только отходить морпехи не стали. Они рассредоточились и залегли среди деревьев. Они явно чего-то ждали в этом самом редком леске. У них что – был какой-то свой, отличный от нашего приказ? Как потом оказалось, так оно и было…
Наши танки открыли шумный, но бесполезный огонь по немецким машинам из своих автоматических пукалок, одновременно начав энергично разворачиваться назад. Блин, вот тут они явно поторопились, поскольку положенной по диспозиции второй ракеты я еще не давал…
При этом экипажи двух «Т-60» слегка замешкались, и огонь нескольких немецких танков сосредоточился на них.
Как и следовало ожидать, в одну «шестидесятку» тут же попали. Сначала в левую гусеницу – траки со звоном лопнули, и танк беспомощно крутанулся на месте, немедленно получив еще один снаряд из немецкой танковой пушки в корму, опять в левую сторону, туда, где стоял бензобак. Там пыхнуло и загорелось, а потом я увидел, как с подбитого танка спрыгнули две фигуры в ватниках и ребристых танкошлемах, со всего маху припустившие на полусогнутых в сторону второго, отбившегося от строя, но все еще целого «Т-60». Вокруг них густо свистели пули, но оба танкиста все-таки сумели
