– О точке знали, за остальное ей благодарность объявлю.
– Она стремится уйти из разведки.
– Хочешь посмеяться: я тоже! Очень неприятное занятие, особенно агентурная. Прошусь на фронт, но сегодня назначен начальником Главного Разведывательного Управления Генштаба РККА. Учтем мы ее пожелание, учтем. Ее и трех сотрудников миссии сегодня освободят. Остальные поедут «отдыхать». Как старшая по званию она пока будет командовать миссией. Операция продолжается, я вылетаю в Москву и постараюсь прислать Розумовского. Тебя по нашей линии буду представлять к Знамени. Верховный просил тебя отдельно поблагодарить за провал Борута.
Часть 11
Поздравляю с окончанием операции «Горлышко»
Операция продолжалась, начала поступать техника и люди. Много сил и времени уходило на тактическую подготовку полков «Пе-4», как назвали новую машину. И обучали летчиков «Пе-8» и «Ер-2м» выполнять полеты в строю. У них это было не принято, каждый шел на цель отдельно, и на каждом командире и штурмане лежала полная ответственность за выполнение задачи. Происходило это потому, что скорости и тактико-технические данные всех машин были индивидуальными. Пролет одиночной машины реже вызывал реакцию ПВО противника, а бомбить… Бомбить наши штурманы ухитрялись точно, несмотря на плохие приборы. Индивидуальное мастерство находилось на очень высоком уровне.
Зимняя погода началась рано, много времени и сил ушло на смену камуфляжа. Даже беспокоящие бомбежки проводить не удавалось из-за сильнейших снегопадов. Вылеты делали максимум один-два раза в неделю. В основном занимались отработкой «слепых полетов». Пришлось перенабирать людей из действующих полков. Требовались хорошо подготовленные летчики. Седьмого ноября, в ночь на восьмое, решили попробовать себя на «оселке» Пиллау. Город насыщен зенитной артиллерией, кораблями, которые тоже не стоят без дела. Толчком к этому делу послужил прилет из Англии эскадрильи «галифаксов», один из которых был оборудован сантиметровым локатором. А на «Лысой горе» стоял маяк. Если над ним повернуть на пятьдесят градусов истинного, то через сорок километров ты оказывался над станцией Пиллау. Четко над линией путей. Слепая бомбежка под управлением РЛС.
Забрался в хвост «галифакса», попробовали отработать наведение. Нет, много машин он не возьмет, но с двадцатью справиться можно. На земле – метель, низкая облачность. Машины по одной отрываются от земли, потом долго собираемся. Я раскладываю «пасьянс» на планшете, приписывая каждой отметке позывной. Наконец легли на курс, ведущий в море. Рядом со мной сидит еще один будущий штурман наведения. Где-то под нами Либава, идем в сторону маяка Риксхофт. Не доходя него, ворочаем налево на курс сто сорок. Наш борт отходит от группы, она начинает перестраиваться в кильватерную колонну, набирая четкие дистанции между собой. Внизу – сплошная облачность, высотой почти пять километров. Мы идем на шести двести сорок. Ходить на «четких» высотах немцы всех отучили. Зенитчики у них обученные.
Ищу позицию, когда одновременно вижу отметки с земли, но не сплошную засветку, и своих бомберов. Даю одновременно объяснения старлею Никифорову, ученику. Обнаружил маяк Кальберг, доворачиваю на него остальные машины, пересчитывая курсы каждому. Идут, пеленги не меняются. Поочередно встают на вираж, я – мористее и вижу всю цепочку и две точки, которые соединил прозрачной линейкой. Отрабатываю с каждым его курс и снос. Все идут как по ниточке. Немцы открывают заградительный, отвлекаясь и на наш самолет, не понимая, что происходит. Они точно не могут определить вслепую высоту и ставят разновысотное заграждение. Определил разрыв по высоте, передал на борты. Штурман пересчитал треугольник, дал дистанцию. Головная машина подошла к рубежу и сбросила пакетом все шесть тонн, отворот.
После первой очереди у немцев перестало стрелять на некоторое время большое количество батарей. Заграждение рухнуло. Во что попали, не знаю, но эффект был отличным. Затем огонь восстановился, но был неорганизованным. Каждая батарея била в свою точку, никакого переноса огня не было. Жаль, что не видим разрывов, но нам это и не требуется. Продолжаем высыпать как тяжелые двухтонки, так и всякую мелочь с кассетниками и РРАБами. Одна машина получила попадания, горит, но держится в воздухе. «Галифакс» неплохо переносит повреждения и имеет хорошую систему пожаротушения. Как и «ТБ-7». Главное, до конца бороться и применять все, что имеется. Машина самостоятельно освободилась от груза и доложила, что повреждена и отходит.
Машина, на которой летел я, шла без бомб, чтобы иметь превосходство в скорости, поэтому мы на цель не заходили и теперь активно собираем в ордер оставшиеся машины. Доложили в Москву об ударе по Пиллау. Даже не видя результатов, понятно, что эксперимент прошел довольно успешно. Ночники с Пиллау-Зюд не взлетели. Небо чистое, если так можно сказать. Оставалось только сесть. Для этого требовалось пробить толстую облачность, восстановить ориентирование, найти привод, аэродром и сесть.
Подбитый борт доложил, что сел на брюхо в Мемеле, едва перевалив через линию фронта, а мы еще пробиваем облака. Вначале я видел машины, затем началась такая засветка, что локатор пришлось выключить. Облака просто набиты снегом, бесполезно. Сидим, прижавшись спиной к креслам, за иллюминатором темнота и пролетающие снежинки сплошным потоком. Легкое обледенение. Тоже может сыграть некислую шутку. По СПУ командир то и дело просит штурмана сбросить наледь. Раздается дробь каких-то молоточков. О, разрыв, видим землю, передаем командиру.
– Я вижу, – отвечает лейтенант Молодчий. – Облачность мы пробили, Сергей Петрович. Осмотритесь, может, еще кто-то рядом.
Но кроме засветки локатор ничего не выдал. АНО горят, идем на базу.
Разворот, вышли шасси, и нас уже потряхивает на кочках. Сели не все, пять экипажей ушли на запасные аэродромы. Самое противное, требуется доставлять туда высокооктановое топливо, которого там нет. Следом за нами садится «ТБ-7» Голованова – одна из трех машин 412-го полка, которые
