место и сфотографировала все вокруг.
Я так и не нашла ни токийскую флэшку, ни салфетку, на которой мы зафиксировали наш договор.
Сидя в кафе напротив собора Кёсан, низкого здания красного кирпича со сводчатыми арками, я пила дешевый кофе и грызла жесткие, хрустящие хрящами куриные ножки, поданные в пластиковом пакете, после чего снова связалась с Byron14.
whatwherewhy: Напоминаю Вам о нашем договоре. Вы предоставите мне доступ ко всем Вашим исследованиям процедур и поможете разработать для меня протокол.
Byron14: Это я вижу на находящейся у меня салфетке. Я вижу там свою подпись, хотя не помню, что расписывалась на ней.
whatwherewhy: Поверю Вам на слово.
Byron14: Странно, что между ворами существует доверие.
whatwherewhy: У Вас честное лицо.
Byron14: Вы видели его? Было бы чрезвычайно интересно взглянуть на Ваше.
whatwherewhy: Я женщина на фотографии в Вашем телефоне.
Byron14: Не припомню, чтобы я ее делала.
whatwherewhy: Однако же оно там. Свяжитесь со мной, когда будете готовы выполнить свою часть договора.
Byron14: Вы следите за мной, what-wherewhy?
whatwherewhy: Нет.
Я отключилась.
Я искала в Тэгу какой-нибудь интересный спектакль, но лучшее, что мне попалось, – это постановка «Турандот» в городском оперном театре. Публика в партере сидела в шелках и черных галстуках, партию китайской принцессы играла албанка, персидского принца – кореец, а отчаявшейся женщины, умирающей во имя любви – аргентинка. Когда Лиу заколола себя насмерть ради мужчины, желавшего жениться на принцессе, которая истязала ее, женщина в третьем ряду завизжала от ужаса, и мне стало интересно, какая же личная трагедия вызвала у нее столь бурную реакцию на дрянной сюжет. По окончании каждого акта исполнители главных партий выходили к рампе на поклоны, а когда опустился занавес, сопрано держали в руках букеты цветов, передаваемые им рабочим сцены, а публика аплодировала стоя.
Мне удалось лишь десять минут поговорить с пожилой женщиной, в совершенстве владевшей английским. Как она мне сообщила, она выучила его, работая секретаршей у американского генерала, оставшегося в Корее после гражданской войны.
– Тогда мы хотели лишь одного – единства, – вздохнула она. – Теперь же люди не считают, что мы один народ с нашими северными братьями, не говоря уже об одной и той же стране. Мы все говорим, что тот режим падет, но когда это случится, кто сможет поручиться, что северокорейцы не поднимут мятеж и не перебьют нас всех? Возможно, лучше всего – это нынешнее положение вещей.
– А вы в это верите?
Она скривила губы, вытянув маленькую, птичью шею, размышляя над моим вопросом.
– По-моему, тут все сложно. Я не знаю никого, кроме генералов и премьер-министров, кто пытается решить проблемы людей с помощью чисел. Думаю, математика неприменима к тому, что война делает с людьми.
Мне хотелось еще ее поспрашивать, но тут прозвенел звонок, и закончился антракт, а в самом финале оперы, когда принц поцеловал принцессу, я отвернулась, не в силах это вынести.
Проснувшись утром, я обнаружила, что Байрон исчезла. В гостинице ей такси не вызывали, там понятия не имели, куда она направилась, и находиться она могла где угодно. Я поймала такси до вокзала, отчаянно ее там выискивала, но не нашла, отругала себя за самоуверенность, что могу ее вычислить, зашла в ближайшее интернет-кафе, включила ноутбук и принялась ждать.
Ожидание длилось четыре с половиной часа, и когда, наконец, Байрон появилась в онлайне, я рассмеялась от облегчения. Маячку, который я засадила в железо ее компьютера, понадобилось время, чтобы точно определить ее местоположение. Карта ровно наплывала, увеличиваясь в масштабе, и наконец- то Байрон обнаружилась в гостинице в Кёнджу. Когда я добралась до той гостиницы, ее там не оказалось, и я не знала, где она, но стянула у стойки портье универсальный ключ и пробралась к ней в номер. Там все было, как надо: носки сложены, блузка сушится у раковины, телевизор выключен, одинокий матрас расстелен на деревянном полу, спальный мешок раскрыт и готов к использованию. Ее ноутбук я найти не смогла, но, сверившись со своим, засекла Байрон в кафе в нескольких улицах от себя. Я отправилась туда и наблюдала, как она одной рукой ест пельмени, а все ее внимание приковано к дисплею и работе. Моя флэшка располагалась сбоку ноутбука, данные копировались, передавались, обрабатывались. Этого было достаточно – пока достаточно.
На следующее утро я встала в пять часов, а в шесть услышала, как у нее прозвенел будильник. За завтраком я сидела за несколько столиков от нее, вышла вслед за ней на улицу, села в поезд до Бульгук-донга, глядела, как она обозревает пустые дороги с тихими белыми гостиницами по сторонам, ведущие к храму на вершине высокого холма. Город для туристов, где гостиницы предлагают обслуживание на корейском, японском, китайском, русском, английском, французском, немецком и испанском языках. Одинокий супермаркет для немногих оставшихся тут местных
