Наконец я спросила:
– Компания ее поддержит, поможет?
– Вероятно, нет. Разоблачение того, что «Совершенство» могло привести к бойне в Венеции, обрушило курс акций. Директора нескольких холдингов поспешили отмежеваться от того, что видится им тонущим кораблем. Имеют место слияния. В некоторых случаях – поглощения компаний. Бизнес устоит в какой-то другой форме и в собственности каких-то других людей. Несомненно, банкиров. Безликих богачей… откуда угодно.
– Но вы-то на месте, – заметила я.
– Я страшно подвел ее и ее семью, – пробормотал он. – Я должен… принести покаяние и понести наказание, епитимью.
Епитимья: наказание, понесенное во искупление греха. Чувство сожаления за свои недостойные деяния. Наказание или взыскание, накладываемое за совершенные преступления. Самоуничижение как знак покаяния.
Недолгое молчание, пока омлет ставили на печку.
– Зачем вы здесь? – спросил он, не глядя мне в глаза.
– Повидать Филипу.
– Зачем?
– Она… вы бы поняли, что имею в виду, если бы я сказала, что она мой друг?
– Не знаю. Я не могу себе представить ваш мир. Вашу жизнь.
– Я могу помочь найти Байрон.
– Она исчезла, она добилась того, чего хотела.
– Она приходила ко мне в больницу в Местре.
– Как вы сказа… – начал он и умолк. – Вы были в больнице? Вы пострадали?
– Байрон пырнула меня ножом. Она знала, что я появлюсь, и… По-моему, она не хотела меня убивать. Я могу помочь вам найти ее. Я уже раньше пыталась, но не обладала вашими ресурсами, а у вас не было моей информации. Теперь у нас есть и то, и другое.
Снова молчание. Снова бег времени. Чай остывал, за окном смеркалось, горы возносились ввысь, рушились, и бежало время.
– Я нахожу вас до странности убедительной, когда сижу лицом к лицу с вами, Уай. А раньше я находил вас убедительной?
– Нет.
– Вот ведь странно, но в случае с вами мне трудно проявлять эмоции, поскольку, не помня, кто вы, я не испытываю привязанности к делу. Вместо чувств в вашем случае я обнаруживаю лишь факты. Не думаю, что мне удастся найти Байрон. Я хотел добиться этого много лет, когда она убила Матеуса – тогда мы были вместе, мне казалось, что надо было это предвидеть, должно было… но у меня не вышло. – Смешок, подергивание плечами, смехом отбросить вовсе не смешную мысль. – Покаяние, – объявил он. – Мне надо было ее остановить, а я этого не сделал, и она ускользнула, а я потратил годы на охоту за ней, годы своей жизни, чтобы сделать… хоть что-то. Что-то верное, возможно. Больше я не знаю. Вот так-то.
Я полуприкрыла глаза, вдыхая запах дорогих чайных листьев и подгоревших яиц. Подумала о Филипе Перейре-Конрой, о геометрии ленты Мёбиуса, выражении неевклидового… евклидового…
знания, вот, но без толку.
Не для этого.
Я открыла глаза и спросила:
– Где Филипа?
Филипа, спящая в кровати.
На ней светло-зеленая пижама, шелковая, без узора и видимых швов.
Лежит на боку, волосы немного растрепаны, одеяло почти скрывает ее.
Я спрашиваю: до погружения в «Совершенство» она что-нибудь оставила, записку, письмо, хоть что-то?
Нет, ответил он. Ничего.
Я спрашиваю: а мамин браслет при ней? Серебряный, без изысков – лента Мёбиуса?
Нет, здесь его нет.
Вы знаете, где он?
Нет. Когда она… после процедур он, похоже, перестал ее интересовать.
Спящая Филипа.
Я думаю, а не разбудить ли ее.
Что она скажет?
Ничего, думаю я, что имело бы значение.
Помогите мне, сказала я.
