— Нет, временно — это до весны, — абсолютно серьёзно сказала дежурная.
— А… Так а как же тогда…? — изумился Макс.
Администратор жестом пригласила его на второй этаж, подвела к окну и показала на высокий, крепкий забор, стоявший метрах в трёх от гостиницы.
— Вот, — показала она. — За маленьким гости туда обычно ходят. Видно только от нас, но от нас никто не смотрит. Если сам пялишься, так и на тебя пялиться будут, а кому ж охота, чтоб на него пялились, верно ведь?
— Да, логично. А…
— Ну, за большим туда конечно нельзя. Начнут ходить за большим, так загадят всё, потом за маленьким не выйдешь.
— А куда за большим? — Макс даже не заметил, как изумление сменилось деловитостью.
— Ну вот вы куда приехали?
— На консервный завод.
Дежурная всплеснула руками:
— Ой, да вы даже не представляете, как вам повезло! У них такой туалет, что во всём городе не найти, даже в администрации! Тёплый, канализация центральная, кафель, унитаз целый, бачок компакт и даже стульчак есть. А вы говорите — за большим некуда.
— Значит, только в высокие прозрачные водочные бутылки, а закрыть сможете только кронен-пробкой, которой пиво закрывают, — Макс повторил технические условия, которые ему сообщила директор консервного завода. Он пытался представить, как будет выглядеть такой уродец в магазинах областного центра.
— Да, — подтвердила директор, — всё так. Зато этикетки можем наклеить любые. Кто вообще на эти пробки смотрит? Красота-то вся в этикетках.
Белкина масло в водочных бутылках под пивными крышками не смутило. «Народ схавает, главное, что у нас на выходе цена за бутылку поучается втрое ниже розничной. Пробьёшь расчёт за розлив бартером — пусть хоть винными пробками затыкают», — прокричал он по межгороду.
В области, где им должны были отгрузить масло, действовал запрет на вывоз продуктов. Партнёры пообещали Белкину достать разрешение на перемещение через границу всех 12-ти тонн (цистерна-прицеп), оплаченных книгами. Однако в документе, который получил от них Макс, значилось всего 7,5 тонн (цистерна на раме).
— Да не ссы ты, — напутствовали его продавцы. — Ментам на выезде сунешь, и вывезешь всё в лучшем виде. Не, если боишься, можешь и семь с половиной забрать, не вопрос. Но это уж твои проблемы — мы вам по любому двенадцать посчитаем.
Совать, однако, было нечего. Денег на поездку выдали в обрез, а сейчас на руках и вовсе ничего не осталось. Во-первых, водитель, привыкший питаться за счёт богатых заказчиков, по дороге сюда несколько раз заворачивал в придорожные шашлычные, цены в которых могли дать фору лучшим столичным ресторанам. Во-вторых, в каждом регионе действовали свои талоны на солярку, и за пределами родной области заправляться приходилось за наличные. В-третьих, отгрузку назначили на понедельник, и командированным пришлось снять на выходные номер в гостинице.
К счастью, дальнобойщик Максу попался опытный — предусмотрительный, надёжный и запасливый. Утром в воскресенье он долго бушевал, узнав, что у экспедитора кончились деньги, но потом остыл и притащил в номер тушёнку, специи (эти гурманские пакетики с лавровым листом и горошинами чёрного перца удивили Макса больше всего), чисто вымытую алюминиевую посуду и даже примус.
— А это-то зачем? — спросил Макс. — Здесь вон кухня на этаже есть.
— Новости по телевизору смотреть надо, а не музыку свою кошачью слушать, — зло ответил водитель. — Ельцин сегодня войска в Чечню ввёл. А у нас тут ни одного мента в округе и полная гостиница чёрных, которые и без войны каждый вечер «Аллах Акбар» орут. Кстати, в туалет теперь будем по двое ходить и с топориком. Это если по большому. А по маленькому я вон ведро принёс. Нехер здесь с рожами нашими рязанскими лишний раз в коридоре светиться.
По кошачьей музыке водитель прошёлся не случайно. Вчера вечером они с дальнобойщиком не нашли в телевизоре ни одного устраивающего их обоих фильма и заспорили, что смотреть. Дальнобойщик хотел юмор и события недели, Максим возражал. Договорились разделить эфирное время на отрезки по полчаса и смотреть телевизор автономно. Когда настала очередь Макса выбирать канал, он наткнулся на «Программу А», где богемного вида барышни томно раскачивались под фортепиано и контрабас. В немелодичном проигрыше Макс заподозрил раздражающий его джаз, и уже собрался переключить, но тут девушки запели.
