– Замолчи!
Кожа Кешаба стала цвета пепла. Руки, лежащие на бёдрах, затряслись. Казалось, антис прямо сейчас стартует на орбиту в большом теле, и этот старт, вне сомнений, будет горячим. Гора? Река? Гуру? Всё сгорит дотла, как змеиный яд в жилах Злюки Кешаба.
– Молчу, – выждав паузу, кивнул гуру. – Что бы я ни сказал, это твоя пропасть, тебе и прыгать. Зачем ты пришёл ко мне? Серьги, диспут, вопросы веры – ничего этого тебе не нужно. Тогда зачем?!
– Не знаю, – прошептал Кешаб. Пальцами он зарылся в собственные волосы, словно хотел вырвать их с корнем. – Мне больше некуда идти. Я хватаюсь за соломинку. Я говорил с нашими, у них то же самое. Мы боимся выйти в космос, потому что там не место для колебаний. Там место для действия, и нам страшно, гуру.
– Не называй меня так, – напомнил Горакша-натх. – И приходи без стеснения, когда сочтёшь нужным.
Внизу текла река, не вмещающаяся в кружку.
– Вот же ж блин! – в десятый, наверное, раз воскликнул Трепач.
И добавил со слезой в голосе:
– Но ведь блин же?
Вопрос был риторический. В переводе на общедоступный это значило: «На кой чёрт она им сдалась?!» Ответ – тоже риторический – был Трепачу известен до последней буквы: «Не наше дело. Приказ есть приказ». В переводе на общедоступный это звучало так: «Ну, блин.»
Франт пожал плечами. Это значило «Ну, блин» на языке жестов.
– Блин блинский!
Просто ждать и молчать было выше сил Трепача, за что Ханс Мадсен и получил свою оперативную кличку. Казалось бы, словесный понос – сигнал о профнепригодности для полевого агента. Ага, это смотря чем заниматься. Если в засаде сидеть – тогда да. А если информацию по барам выцарапывать, в доверие втираться – совсем даже наоборот.
Кто заподозрит в болтуне шпиона?
Франт, напарник Трепача, не ответил. Франт был занят уймой важных дел: он подпирал стену, дымил сигаретой, сдвигал шляпу попеременно на лоб и затылок, а также выщелкивал пальцами ритм шлягера «Никто не вечен» – хита нынешнего сезона на Хиззаце. Между делом Франт наблюдал за улицей сквозь ультрамодные солнцезащитные очки «Драгонфлай». Очки не только скрывали добрую половину лица Франта, сверкая на ярком хиззацском солнышке мириадами радужных бликов-фасеток. Они таили в себе уйму дополнительных функций, и минимум три из них Франт сейчас использовал по назначению.
– Я другого не пойму, – игра в молчанку надоела Франту, чему Трепач был несказанно рад. – Зачем надо было пасти эту козу столько времени? Тоже мне, фифа! Когда приходит, когда уходит, сколько зарабатывает, нет ли в доме посторонних… Паук целую сеть сплёл! Как на резидента охотится. А делов- то? Подвалили на хату…
– Ага!
– …объяснили ситуацию…
– Угу!
– …деньжат предложили…
– Ого-го!
– И коза наша с потрохами.
– С рожками? С ножками?
– С хвостиком. Знаю я таких. Бегом побежит, только направление укажи!
– Бегом? Шутишь, напарник?
Трепач ликовал. Волей случая Франт затронул тему, по которой Трепач мог его просветить в своё удовольствие.
– Я справочки навел. Во-первых, наши горлохваты её искать замаялись. До Хиззаца отследили, и как в воду канула. Ни лицензии, ни регистрации, работает на леваках. Вот Паука и прислали. Во-вторых, на неё уже выходили. Года три назад, а может, все четыре…
Он взял театральную паузу, дожидаясь реакции напарника. На паузы Трепач был мастак, они клещами тянули из собеседника наводящие вопросы.
– И что?
– Мутное дело, приятель, мутное и паршивое. Явились к ней двое, вроде нас с тобой. То да сё, слово за слово, тут её хахаль заявился. Драться полез, гадюка. Ну и бомбануло в итоге.
– Кого бомбануло? Хахаля? Козу?
– В целом бомбануло, по площадям. Плазменный фугас, что ли? Кто подложил, зачем – государственная тайна. Наших в пепел, хахаля тоже. Одна коза и выжила. Ты с этой козочкой держи ухо востро…
В ухе Трепача, словно подслушав последнюю реплику агента, щекотно завибрировал «слизняк». Формирование миниатюрной акуст-линзы всегда
