Тиран справится, не впервой. Сейчас его больше волновало другое.
– Понадобятся значительные ресурсы. Люди, техника, корабли…
– Всё будет, Бреслау! Всё! Через сутки в нашем распоряжении будет весь научно-технический потенциал Ларгитаса! Вся мощь Отечества! Но если вы облажаетесь…
Тирану сделалось зябко.
– Ступенчатая аннигиляция, сэр?
– Если облажаетесь, ступенчатая аннигиляция покажется вам воскресной прогулкой в парке! Готовьте план, подключайте, кого сочтёте нужным… Разыщите Гюнтера Сандерсона! Из-под земли достаньте! Думаю, с папашей нашего антиса проблем не будет. Пусть официально признает отцовство. Устроим воссоединение семьи! Мальчишка – наш козырь. Козырный туз, мать его! Да, кстати, насчёт матери. Найдите её! Отряжайте на поиски внешников, осведомителей, агентов. Пустите по следу всех собак! Я предупрежу кого надо. Вам ни в чём не будет отказа.
– По обнаружении доставить её на Ларгитас?
В ответе Тиран не сомневался. Просто сработала привычка расставлять точки над «i», с годами въевшаяся в плоть и кровь.
– Доставить? Слабо сказано! Доставить с почётом и комфортом! Никакого насилия! Пылинки сдувать! Ноги мыть и воду пить! За косой взгляд сажать на десять лет, за грубое слово – пожизненно! Назовут «грязной энергеткой» – расстреливайте! У неё на глазах. Узнайте, есть ли у брамайнов рай, и как он выглядит. Сулите райские кущи! Молочные реки и кисельные берега!
– Она хотела миллион, – Тиран вспомнил запись.
– Миллион? Дайте ей миллион, пусть подавится. Нет, пусть дышит чистым кислородом! Два миллиона! Три! Бюджет я обеспечу. Пусть эта шалава будет всем довольна. Главное, чтобы она пела с нами в унисон. Действуйте!
– Есть, сэр!
Волна начальственного энтузиазма с головой захлестнула Тирана, подняла из кресла, поволокла к двери. Ничем иным, кроме как этой волной, нельзя было объяснить мысль, ударившую Бреслау в голову, словно хмель.
– Сэр, – он замер в дверях. – Что, если это правда?
– Что – правда?
– Что, если Гюнтер Сандерсон – действительно отец Отщепенца?
– Биологический?
– Да.
Ван Цвольф сорвал галстук, скомкал в кулаке, не глядя, сунул мимо кармана. Галстук упал на пол, начальство наступило на него и не заметило.
– Это невозможно, – прохрипел Ван Цвольф.
Губы и голосовые связки дезертировали, отказавшись подчиниться генералу.
– Невозможно?
Бледный как смерть Тиран усмехнулся. Его собственный рот тоже решил было податься в дезертиры, но Бреслау быстро напомнил мерзавцу, кто здесь командир.
– Невозможное – это моя работа, сэр.
– Хочешь получить серьги? – спросил Вьяса Горакша-натх.
И добавил тоном, который при должном воображении можно было назвать радушным:
– Проси, я не откажу.
Внизу текла река, едкая как желчь.
– Оставь серьги себе, – Кешаб Чайтанья присел напротив, прямо на голую землю. Скрестил ноги, уронил руки на бёдра: – Я знаю, ты никому не отказываешь в серьгах.
– Хочешь сказать, я похож на шлюху? Она тоже никому не отказывает. Распутство – грех. С другой стороны, снизойти к просящему – добродетель. Ты желаешь философского диспута?
– Нет.
– Значит, ты не за серьгами. Не за диспутом. Полагаю, что путь йогина тебя тоже не манит. Зачем ты здесь, антис? Много лет я ходил за вами, размахивая плошкой для подаяний, и никто из вас, могучих, не снизошёл к просящему. Теперь я сижу на месте, а ты пришёл ко мне. Должна быть причина, вне сомнений, должна. Ты уверовал?
Они были похожи: прославленный антис из Совета антисов и скромный йогин из ордена натхов. Два брамайна: смуглые, тощие, жилистые. Гривы спутанных волос падают на плечи. Всей одежды – набедренные повязки, прикрывающие срам. Только гуру не вышел ростом, а Злюка Кешаб уродился великаном с конечностями, длинноватыми даже для его габаритов. Поэтому в любой компании Кешаб предпочитал сидеть.
– Нет, – повторил Кешаб. – Не думаю, что когда-нибудь смогу поверить, будто я – божественная аватара. Глянешь с утра в зеркало, в особенности
