смертной казни за… сепаратизьм, так вы сказали?
– Да, – подтвердил я. – Всякий, кто попытается разрушить причальные пирамиды – государственный преступник!
– Мерзкая измена, – сказал он моим голосом и почти моей интонацией, – и работа на врага!
– Именно, – подтвердил я. – Потому революционная казнь на месте по законам пролетарской справедливости! Так всех и предупреждайте. Сэр Альбрехт, вы уже разобрались с налоговой системой?
Он покачал головой.
– Черт ногу сломит. У нас намного проще. А здесь ворох исключений, льгот, штрафов, налогов на просроченный налог и добавочные льготы…
– Не разберемся, – сказал я, – свои нормы введем. Но лучше бы пока придерживаться старых. А потом все поставим на уши, как и должно быть в правовом государстве просвещенного деспотизма.
Он собрался было уходить, но остановился, вперил в меня настолько суровый взгляд, что даже кончики усов заострились, как острия стрел.
– Сэр Ричард, должен вам сказать, ваша репутация для всех нас… весьма как бы. Но по дворцу уже пошел слух, что леди Жанна-Антуанетта ваша тайная любовница.
Я дернулся, будто меня ткнули шилом.
– Что-о?
– Вот-вот, – подтвердил он. – Это вроде бы дело ваше, потому если оно так и есть, то слух должен быть одобрен вами… даже если она не любовница. В дворцовых сложностях и второй черт ногу сломит да и шею свернет. Потому я просто сообщил, чтоб знали. И выпутывались… если выпутываться надо.
– Разберусь, – пообещал я. – Вы правы, даже слухи о моих тайных и явных любовницах должны быть санкционированы и идти на пользу отечеству. Иначе это только компрометация светлого и почти незапятнанного облика нового императора! Я должен быть светочем, а у светоча какая тайная любовница?
– У светоча все должно быть открыто народу, – подтвердил он сурово. – И все тайное должно стать явным.
После его ухода я некоторое время терзался противоположными желаниями насчет перевешать всех или же махнуть рукой, император выше мирской суеты, наконец кивнул Хрурту.
– Пошли кого-нить отыскать графиню Жанну-Антуанетту…
Он сказал понимающе:
– Вашу тайную любовницу?..
– И ты гад, – сказал я горько, – все вы травите меня, как благородного оленя… Хотя какой я благородный, если любовница почему-то тайная? Просто отыщи и скажи, что император повелевает явиться.
Он уточнил серьезно:
– Не просит, не приглашает, а повелевает?
– Именно. Я император, у меня одни повеления. Хотя если приглашаю, все равно должны бегом!
Он приоткрыл дверь и что-то прошептал Ульману и Периальду в коридоре. Я некоторое время ходил в раздражении взад-вперед, хотел было сесть за письменный стол, но распахнулась дверь, Ульман впустил в кабинет блистающую свежестью Жанну-Антуанетту.
Глава 11
Она вошла легко и грациозно, без привычной при дворе церемонной величавости фарфоровых кукол, мило улыбнулась и присела в глубоком поклоне.
Я хмуро разглядывал ее еще от входа, даже одета с заметными нарушениями придворной моды. Все в сторону упрощения, и не думаю, что это постарались парикмахеры и портные, те как раз пытаются наворотить все самое сложное и вычурное, чтобы показать мастерство и особый стиль, а эта, напротив, предпочитает показывать себя.
Дольше выдерживать ее в глубоком приседе уже неприлично, я с самым хмурым видом сделал знак встать и сказал с подчеркнутым недовольством:
– Леди, что-то до меня дошли слухи, вы якобы моя любовница.
Она сделала огромные глаза.
– Ваше величество?
– Вы ни при чем? – поинтересовался я. – Злые люди наговаривают?
Она пожала блестящими в свете свечей плечами.
– Ваше величество!.. Конечно, ни при чем! Все видят возле вас леди Мишеллу. А иногда герцогиню Самантеллу Херствардскую…
– Это официальные любовницы, – пояснил я, – по вашей дворцовой терминологии. Но вы как бы тайная!.. Есть такой термин? А то я тайные службы знаю, а что такое тайная любовница при двух официальных… Предмет безудержной или какой-то там еще страсти…
– Безумной? – уточнила она педантично.
– Или безумной, – сказал я злобно, – я не уточнял, да и какая разница?
