под камзола выглядывал кроваво-красный стеганый жилет, того же цвета панталоны со смехотворно огромными бантами из атласных лент, и такой же лентой были перехвачены на затылке его отросшие волосы. И еще кружева, и жабо, и прочая безвкусица, которая так выделяла при митрильском дворе императорских послов и виконта Эгмонтера, когда он еще состоял в членах Совета. Яннем глядел на своего брата во все глаза, совершенно не представляя, как, почему он позволил вырядить себя, словно шута, почему так по-хозяйски льнет к нему эта вульгарная девка, а главное – почему Брайс при этом держит спину так же прямо, как и Яннем, и почему столько льдистого презрения в его глазах, обращенных на старшего брата…
На секунду мелькнула безумная мысль: а Брайс ли это вообще? Или кто-то очень на него похожий? А Брайс давно корчится на колу? Потому что этот человек не был братом Яннема. Ни тем, кто вел в бой его армии, ни тем, кого Яннем боялся настолько, что приказал бросить в тюрьму, ни тем, с кем они дружно хохотали в сыром подземелье, вспоминая собственные проделки из такого далекого, почти нереального детства.
«Кто ты? – подумал Яннем. – Кто ты и во что ты меня втравил?»
Он безмолвно смотрел, как этот человек (действительно Брайс, хотя что-то глубоко внутри Яннема отчаянно противилось самой этой мысли) аккуратно отцепляет цепкую лапку своей дамы от локтя и выходит вперед. На его лоснящихся красных сапогах были посеребренные шпоры, и они звенели при каждом шаге, словно бубенчики на шутовском колпаке. Брайс остановился напротив брата, окинул с головы до ног льдистым, неприязненным взглядом, в котором было куда больше Империи, чем Митрила. Что бы они с ним ни сотворили, это не отняло у них много времени. «А чего ты хотел? – мелькнуло у Яннема. – Думал, поможешь ему сбежать, приказав никогда не возвращаться, и он сразу же тебе все простит? Он имеет полное право ненавидеть тебя. Ты дурак, что только теперь это понял».
Брайс медленно, картинно развернулся на каблуках, встав к Яннему спиной. И проговорил – сквозь зубы, но достаточно отчетливо, чтобы его голос разнесся на весь зал:
– Гляди, братец, как должно приветствовать великого Императора людей его смиренным вассалам.
И, отвесив глубокий церемонный поклон, преклонил колено, прижимая ладонь к полу.
Яннем смотрел на его черные волосы, стянутые атласной лентой, на голову, склоненную перед человеком, против кого он еще недавно боролся, не щадя никаких сил. Что они с ним сделали? Пытали? Уговорили? Или ни пытать, ни уговаривать не пришлось? Яннем внезапно заметил то, что от него укрылось во время их последней встречи. Там, в подземелье, было темно, и тогда Яннем не увидел длинных седых прядей, серебрившихся в волосах его брата. Его двадцатилетнего брата. Этой сединой он расплатился за пять дней, проведенных в карцере для магов.
«Это не они с ним сделали, – подумал Яннем, и ни одна мысль еще не причиняла ему такой боли. – Это с ним сделал я».
Однако он не шелохнулся. Не смог. Он приехал сюда, чтобы спасти своего брата, честь династии и, если повезет, спасти Митрил. Но нечего было спасать – не осталось Брайса, не осталось чести, да и Митрил скоро станет грудой камней.
Карлит протянул руку и милостиво махнул ею, позволяя коленопреклоненному принцу подняться. Брайс выпрямился. Слегка повернул голову к Яннему и сказал, все так же цедя сквозь зубы:
– Может, прекратишь уже маяться дурью? Не пора ли плюнуть на твою непомерную гордыню, Яннем? А то как бы она тебя не расплющила.
– Это не ты говоришь, – выдавил Яннем еле слышно, и тут Брайс обернулся к нему наконец, так что они оказались лицом к лицу.
И улыбнулся.
– Ты считал себя умнее всех. Уничтожал любого, кто был тебе ровней. Не говоря уж о тех, кто лучше тебя. И вот наконец остался в одиночестве. И как тебе там, на вершине мира, а, братец? Только недолго тебе на ней удалось продержаться. Согласен, это обидно.
В глазах Брайса теперь полыхало не просто презрение, а ненависть – столько ненависти, сколько Яннем в нем и не подозревал. Он едва удержался от желания отступить на шаг, в то время как другой его части хотелось попросту сгрести Брайса за это дурацкое жабо, встряхнуть со всей мочи и заорать ему в лицо. Яннем достаточно наворотил, но и то, что делал теперь Брайс, то, как легко он сдался, – это было неправильно. Это было… Яннем не мог даже сформулировать для себя, что именно здесь не так, он просто знал, что такое не должно, не может происходить. Только не с ними.
Будь проклята эта корона и все королевство Митрил за то, что сотворили с ними такое.
– Только не надо драться сейчас, молодые люди, – насмешливый голос императора Карлита заставил Яннема вздрогнуть, а Брайса – неохотно отвернуться от брата. – Возможно, вы у себя в горах решаете разногласия в кулачной потасовке, но Империя – оплот цивилизованного мира, и здесь мы иначе улаживаем конфликты. Король Яннем, приглашаю вас и вашего брата отужинать сегодня вечером со мной в приватной обстановке. Верю, что совместными усилиями мы уладим все недоразумения как между нашими государствами, так и между вами двумя.
…Император людей Карлит II действительно был весьма пресыщенным человеком. Он многое повидал, многое натворил, и слишком часто в его всемилостивейшей воле оказывались судьбы как отдельных людей, так и целых народов. Он считал себя недурственным политиком, и небезосновательно – за время его правления к Империи присоединилось немало новых доменов, орочьи набеги отражались с неизменным успехом, торговля и ремесла процветали, казна не оскудевала, а отношения с соседними государствами складывались лучше, чем когда-либо прежде. Карлиту удалось уладить давнее разногласие с Подгорным царством по поводу спорных земель у Ящерного хребта, и он стал первым человеком за многие тысячелетия, допущенным до аудиенции со Светлой владычицей в Гондолфине. Более того – умудрился закрутить там интрижку с принцессой одного из сильнейших эльфийских домов. Женщины, равно как вино и дурман, оставались неизменной слабостью императора, которую, однако, он никогда и никому не позволял использовать против
