себя. В несколько меньшей степени его интересовали войны – война всегда означает грязь, суету и лишние расходы, а Карлит любил предаваться пороку неспешно, в роскоши и довольстве. Он был великим ценителем плотских утех, чего никогда не скрывал и уж тем более не стыдился, и это делало его ближе к народу. «Слыхали, чего наш кобель опять учудил? Завалил в койку эльфийскую бабу из дома Алоэрен!» – «Из какого-какого дома?» – «Да хрен их разберет! Важен сам факт!» Примерно в таком вот духе обсуждались постельные подвиги императора, и в нем было достаточно самоиронии, мудрости и дальновидности, чтобы не пресекать болтовню, а, напротив, подпитывать аккуратно и своевременно распускаемыми слухами. Светлоликий, почти богоподобный император все же оставался человеком, оставался, в конце концов, обычным мужчиной – и за это в народе его любили. Находились, разумеется, и ханжи, которым претил его образ жизни – те составляли враждебную фракцию, которую, как Карлиту было хорошо известно, уже несколько лет тайно возглавлял его племянник Доркаст. Он мечтал устроить переворот, но вряд ли решился бы реализовать свои намерения – в первую очередь, разумеется, благодаря защитным магическим барьерам, не позволявшим причинить императору вред. Доркаст, однако, воображал, будто ему удается водить своего венценосного дядю за нос, и Карлита это забавляло: ему нравилось, когда люди выставляли себя дураками. С Доркастом, однако, пришлось бы разобраться рано или поздно, и Карлит заранее по этому поводу грустил. Все же проливать родную кровь среди людей считается и дурным тоном, и дурным знаком – так уж они, люди, устроены. У орков, к примеру, в этом отношении все гораздо проще.
Как бы там ни было, Карлит совершенно внезапно получил разрешение давно назревавшей проблемы – просто-таки на блюде с золотой каймой. Юный митрильский принц, столь же пылкий, сколь и удачливый, умудрился убить Доркаста в битве, которая сама по себе не должна был создать для Империи никаких затруднений. Получилось двойное оскорбление: поражение могучей имперской кавалерии от горстки пеших дикарей с пиками и вдобавок – башка тупицы Доркаста на одной из этих пик. Следовало отреагировать, и Карлит отреагировал. Дальнейшее развитие событий показало, что он все-таки нигде не просчитался и не допустил ошибки, с чем император себя и поздравил. Он избавился от амбициозного племянничка, свернул на корню войну, которой на самом деле вовсе не хотел, а теперь королевство Митрил готовилось упасть в его подставленную ладонь, словно спелый плод. И все из-за двух мальчишек, волею богов получивших королевство в свои неопытные руки и заигравшихся, как злые дети, бывает, заигрываются с мухами, отрывая им лапки. Эти двое мальчишек ненавидели друг друга, ненавидели люто – и отнюдь небезосновательно. При этом казалось особенно забавным их внешнее сходство: не зная, что между ними два года разницы, их, пожалуй, можно было принять за близнецов. То же упрямство, та же надменность, та же привычка скрипеть зубами от ярости – но сдерживаться до последнего, не давать гневу выход. Хотя Карлит ясно видел, что только свистни – и они вцепятся друг другу в глотки прямо в тронном зале, на глазах у всего императорского двора. Он даже отчасти сожалел, что не смог насладиться сам и развлечь своих любезных придворных столь пикантным зрелищем, как трактирная драка двух королевских особ. Но Карлит слишком чтил монархическую респектабельность как таковую, чтобы выставлять ее на поруганье при таком скопище свидетелей.
Поэтому собачьи бои начались позже. За приватным ужином на троих.
Император приказал накрыть стол в Гранатовой столовой – уютном кабинете, обитом пурпурным бархатом, затканным серебряными цветами. Здесь император проводил частные аудиенции для наиболее приближенных лиц либо для тех, в ком был особо заинтересован. А на сей раз император действительно заинтересовался. Они с принцем Брайсом несколько раз обсудили план, прежде чем пришли к итоговому замыслу, удовлетворяющему всех. Все просто: во время сегодняшнего ужина король Яннем будет отравлен. Он умрет быстро, но не сразу: сляжет на следующий день, немного помучается в агонии, и к концу недели все будет кончено. Разумеется, это вызовет толки, но бездоказательные – да и никто не посмеет швырнуть обвинения в лицо самому императору. Если же обвинят принца Брайса – что ж… Это нисколько не помешает ему стать королем Митрила, ведь он единственный кровный родственник Яннема. Не успеет тело незадачливого короля Яннема остыть, как его брат заключит с Империей союз, согласно которому Митрил формально сохранит независимость – на какое-то время. А к лету, когда Брайса коронуют и все немного уляжется, союз будет расширен, и Митрил официально войдет в состав Империи людей на положении провинции. Ценой за это станет необходимость Империи воевать с западными орками, осаждающими Митрильские горы, но Карлит считал, что готов заплатить. Главное, что Митрил со своей кичливой независимостью перестанет торчать бельмом на глазу и уродовать собой карту мира, где лишь редкие серые пятна разбавляли безбрежные просторы Империи людей. И когда это пятно наконец исчезнет, вместе с ним, так же незаметно, исчезнет и Брайс. Карлит не собирался оставлять его у власти слишком долго – он слишком инициативен и непредсказуем, хотя сейчас и кажется управляемым. Его давние обиды на брата так велики (Карлит отчетливо ощутил их, когда прощупывал разум Брайса в купальне), что на некоторое время надежно удержат парня в узде. Все, чего Брайс сейчас жаждал – это мести, долгожданного реванша за понесенное унижение.
И Карлит с готовностью предоставил ему такой реванш.
– Вы ничего не едите, ваше величество. Боитесь, как бы я вас ни отравил? – ласковым голосом спросил император.
Яннем бросил на Карлита тяжелый взгляд. Они сидели втроем за столом вишневого дерева, ломившимся от яств, которых хватило бы на десятерых. Брайс сидел от императора по правую руку, Яннем – по левую, и, пока младший из митрильских принцев отдавал должное богатому угощению, старший не притронулся к тарелке и пальцем. На его напряженном лице застыло холодное, вызывающее выражение, но Карлит прекрасно понимал, что это маска. Мальчик знает, что проиграл, и тщетно пытается сохранить остатки достоинства. Как жаль, что его собственный брат не позволит ему это сделать.
– Он тебя не отравит, Ян, – сказал Брайс, когда Яннем ничего не ответил на выпад императора. – Все блюда пробуются трижды, прежде чем попасть на императорский стол. И если бы на столе, за которым сидит император, оказалось отравленное блюдо, защитная магия сразу отозвалась бы на это. Впрочем, – он медленно растянул губы в улыбке, – ты бы этого не почувствовал. Так что придется просто поверить мне на слово.