Сделав это открытие, супруги взяли за привычку в конце дня садиться у камина, и каждый устанавливал связь с кем-нибудь из двойников. Они наливали себе по бокалу вина и, медленно его попивая, закрывали глаза и после нескольких минут концентрации –
Пока их двойники были совсем юны, эти истории не переставали быть милыми детскими анекдотами. Например, один из Уэллсов утаскивал у отца крикетную биту, чтобы фехтовать ею с братьями, а писать большинство маленьких Уэллсов учились, выводя на кухонном стекле слово “масло”. Однако часы на некоторых сценах слишком быстро бежали вперед, и по мере того как двойники взрослели, каждый влюблялся в свою ученицу – это всегда была хрупкая девушка по имени Эми Кэтрин Роббинс – и женился на ней, в связи с чем между супругами Наблюдателями нередко разгорались нелепые споры. Так, Джейн возмутило, что многие Уэллсы положили глаз на Эми Кэтрин исключительно из-за ее смелых прогрессивных идей, которые якобы обещали, что она будет страстной партнершей в постели. В свое оправдание биолог напомнил, что ни в коей мере не несет ответственности за помыслы и поступки двойников. Но Джейн все равно почти два дня не разговаривала с ним и чувствовала, как душа ее пылает нежным огнем, что неизбежно происходит со всякой влюбленной женщиной, когда та обижена, хотя сама она испытала это впервые.
Когда Джейн попыталась как можно точнее описать свои новые ощущения, случилось чудо: словно против воли они с Джорджем стали проходить в обратном направлении путь, проделанный в родном мире. Оба настолько глубоко погрузились в изучение чужих эмоций, что и сами почувствовали нечто подобное. Теперь супруги любили друг друга на тысячи разных ладов, следуя тысячам разных формул и с тысячами разных результатов, чтобы в конце концов обнаружить, что существует одна-единственная манера любить – когда два сердца бьются в унисон. И если такое случается, все остальное перестает иметь значение. А еще Джейн поразило, что многие из ее копий смирялись с тем, что их мужья заводят себе любовниц, но смирялись при одном условии – эти женщины не должны были представлять угрозы для семейной жизни Уэллсов. Мужу не позволялось только одного – влюбляться, и, надо отдать ему должное, условие он твердо выполнял. Потом, когда Джордж бросал очередную любовницу, Джейн подчас бралась писать ей длинные письма со словами утешения.
Зато в этом мире Уэллсу Наблюдателю приходилось сполна платить за грехи своих беспутных двойников.
– Но, дорогая, – возражал он робко, стараясь помешать жене истребить все подчистую кусты роз, – ты должна признать, что наш договор продуман безупречно. Я же не говорю, что одобряю его! Однако согласись: в мире, управляемом страстями, моногамию нельзя считать естественной для мужчины. С моей скромной точки зрения, некоторые наши двойники относятся к этому вопросу очень разумно. Нам остается только гордиться их здравомыслием. В конце концов, раз обе стороны находят это естественным, а их чувствам ничто не угрожает, то что плохого, если супруг время от времени дезертирует с супружеского ложа?
– А тебе, разумеется, хотелось бы перейти от теории к практике и испытать то же самое на собственном опыте, дорогой? – ответила Джейн с ледяной улыбкой и схватила садовые ножницы, которые сейчас Уэллсу показались куда больше и острее обычного.
– Я… Я же сказал тебе, что не одобряю такого поведения, дорогая. Мне всего-навсего хотелось обсудить… э-э… логику этой теории. – Несмотря на опасную близость ножниц, Уэллс не мог не вставить в свою речь хотя бы одну шпильку: – Но ты можешь не беспокоиться. Я-то буду следовать примеру тех, кто подавили свои инстинкты и следуют правилам добронравия и скромности, хотя сами ни на грош в них не верят.
– Пожалуй, это наиболее разумная позиция для тебя, дорогой, на мой скромный взгляд, конечно, – осадила мужа Джейн.
И хотя подобные стычки стали частью их любовного ритуала, оба открыли для себя, что благодаря примирениям, которые неизменно сопровождались ароматом только что срезанных роз, ссоры эти имели свой смысл.
А в целом для супругов вернулись счастливые времена. Уэллс с радостью узнавал, что многие его двойники стали знаменитыми писателями благодаря как раз тем историям, которые сам он сжег в своем первом мире. Теперь он с огромным облегчением открыл Джейн эту тайну. И был поражен, когда обнаружил, что жена все знала. Однажды она вошла в его кабинет, чтобы выяснить, зачем он запирается там вечерами, и, само собой разумеется, прочитала рукописи мужа.
– Я восхищалась ими, Берти… И страшно горевала, когда ты их сжег. Почему бы тебе снова не сочинить что-то в том же духе? Здесь можно заниматься этим, не таясь…
– Не знаю, Джейн… – засомневался он. – Раньше я был так… несчастен. Правда, не понимал этого, но был действительно несчастен. Видимо, придуманные истории служили мне убежищем, давали иллюзию освобождения… – Он взял руку жены и нежно поцеловал. – Но, если хочешь, я скажу тебе правду: я больше не чувствую потребности писать.
– Не забывай: “Мы есть то, что мы воображаем”, – сказала Джейн, повторяя слова Доджсона, произнесенные в том мире.
