мягкое.
Он съехал с кучи колкой серой массы. Шихта — вспомнил Романов красивое слово. Тело гудело, но боли не чувствовалось. Паровоз полулежал под углом, уткнувшись в отбойник, как большой издыхающий зверь. Постепенно стихая, как его последний крик, звучал гудок. Оседали клубы взметнувшегося песка, неподалеку валялись разбитые бревна одной из избушек.
На зубах скрипел песок, глаза жгло, все кругом скрывалось в пару и дыму.
— Макс! — громко крикнул Романов, и эхо тут же обрушилось на него. — Макс!
Со скрипом отворилась дверь кабины. Семен, цепляясь за перила лестницы, спустился с паровоза и упал на четвереньки.
Романов бросился к одной из избушек и едва не налетел на испуганного Беган-Богацкого с железным ящиком, который тот тащил на вытянутых руках.
— Вввы зачем?! Вввы что?! — старик оттеснил его, оглядывая паровоз и оседающие клубы песка и оторопело добавил: — Вы уничтожаете музейные экспонаты! — он ошеломленно посмотрел на Романова.
Романов с ужасом увидел знак «взрывоопасно» на крышке ящика и попытался перехватить его из рук старика. «Дайте сюда, нельзя взрывать, я понял», — хотел закричать Романов, но голос не слушался, вместо крика раздавалось сипение.
— Да какие взрывы, вы ничего не понимаете, мы меняем план. Я знаю, где ваше здание, — раздраженно пробурчал старик, — а от вас одни разрушения, Максим уже в курсе, сейчас мы пойдем…
— Черт тебя подери, — раздался крик откуда-то сверху, — чего тебя сюда принесло?! — это был голос Макса, и он звучал очень зло. — Уходи немедленно, у тебя всего минута! Степан Богданович, быстро внутрь, это приказ! Эти кретины разнесли ворота. Синие очень будут здесь!
Беган-Богацкий кивнул, поставил ящик за вагонетку и послушно нырнул в ближайшую избушку. Романов крутил головой, пытаясь отыскать Макса.
— Ты где? — заорал он и заметил, как Семен, пошатываясь, встал, какое-то время вглядывался в закопченные фермы наверху, а затем со звериной ловкостью полез вверх по ржавой лестнице.
— Митя, какого хрена ты стоишь, давай левее, к стене! Закрой дверь в эту чертову избу, тебя разорвет! — послышался голос Макса.
— Это то самое здание, нельзя взрывать! — в никуда закричал Романов.
— Прекрати истерику и уходи, — голос Макса звучал раскатисто, — тридцать секунд, или воссоединишься со своим пожилым другом в райском саду.
Романов наконец заметил белый халат в погрузочной люльке за лестницей. Сзади, шатаясь, к Максу подбирался Семен, держа в руке обрезок трубы.
За спиной Романова послышался нарастающий топот ног, гулкая пустота подхватила его, многократно усиливая.
— Макс! — закричал он.
— Идиот, — услышал Романов над самым ухом, и тут же увидел самый яркий свет в своей жизни.
А потом черное одеяло из тысячи раскаленных гвоздей обняло его за плечи.
Глава 19
Он лежал в полутемной узкой комнате, напоминающей футляр. Все вокруг было словно завернуто в серые коконы, только в квадрате окна розовела полоска на черном небе. Тела он не чувствовал, а когда сделал попытку пошевелиться, голову сжали чугунные обручи, плечо в ярости рвал на части дикий зверь. Он застонал, и тут же дверь рядом с ним отворилась, яркий свет заставил его закрыть глаза, на лоб опустился лед чьей-то легкой ладони.
— Под сорок, — прошептал мягкий голос.
— Света, вы…
— Два дня без сознания, — еле слышно сказал голос.
Романов открыл глаза. Света устраивала на столе железный раскладной саквояж. Раздался звук лязгающего замка, в воздухе запахло спиртом.
Романов протянул руку, но она жестом остановила его и осторожным движением положила ему на плечо стерильную салфетку. В полутьме блеснул шприц, после укола он тут же ощутил свое плечо, оно было все еще горячим и тяжелым, но чужим. Испарина покрыла все тело, и стало невыносимо холодно.
Света рассматривала ампулы в ладони и тихо спрашивала сама себя: «Лидокаин, два сразу, затем кетамин, один кубик. Или наоборот, потом перевязка?» Из глаз ее текли слезы. Она наклонилась к его предплечью, протянула бинт за спиной, обнимая. Ворот накрахмаленного халата прижался к его щеке. Он потянулся и поцеловал заплаканные глаза.
— Тише, тише, сейчас будет лучше, — прошептала она.
