все ближе и ближе к краю.
Романов хотел отвернуться, как вдруг понял: он может предсказать, что случится спустя мгновение. Доезжак будет кивать, стол продолжит раскачиваться, молоток доедет до края, замрет на секунду и, как в замедленной съемке, рухнет на необъятную ступню Доезжак в красной туфле. Пострадавшая, взвыв, схватит тетку, и обе рухнут, сломав стул.
Завороженный ходом предстоящих событий, он испытал желание остаться на месте и дождаться финала. Молоток завис на краю, Доезжак энергично кивнула. Романов рванулся вперед и успел подхватить молоток у самой земли. Никто ничего не заметил, как будто это кино показали только ему одному.
— Дмитрий Сергеевич, что вам? Хотите заняться табличками? Очень хорошо. То, что вы решили участвовать, характеризует вас с лучшей стороны, — не переставая жевать, пробурчала Доезжак. — Прибивайте их к колышкам. Отъезжаем через пятнадцать минут! — басом закричала она.
Романов усмехнулся и сгреб со стола гвозди и таблички с цифрами. Он поискал колышки и увидел, как их несет от автобуса Кирпичик. Шнурок на его кедах развязался и волочился по земле, из кармана высунулся пакет кефира, готовый упасть. Романов подошел к нему, отобрал деревяшки и, устроившись на ступенях будки, взялся приколачивать номера.
— Пааапрашу внимания! — раздался голос Доезжак. — За домами по адресу Славный два, четыре и шесть закрепляется центральная площадь. Задачи — уборка территории после постройки трибуны, вывоз строительного мусора, покраска трибуны и оград, расклейка плакатов, факультативно чистка въездной скульптуры. Напоминаю о запрете на мытье окон. — Доезжак снова засунула руку в свою сумку и продолжила: — Главным по участку назначается Борис Альфредович Зубарь. Борис Альфредович, заберите у меня бланки для отметок.
С каждым словом Борис, наряженный в костюм и шляпу, светлел и расправлял плечи. Он торжествующе оглядел собравшихся. Доезжак скомкала промасленную бумагу и сунула в сумку:
— Внимание! Каждому участнику по окончании работ присваивается определенное количество баллов для внесения их в регистрационные карточки. Вопросы? — Вопросов не было. Люди неторопливо двинулись в сторону автобуса.
— Не знаешь, для чего это? — спросил Романов у Кирпичика, кивнув на таблички с цифрами.
— Участки размечать, чтобы баллы подсчитывать, — откуда-то сверху голосом Светы ответил Кирпичик. Романов поднял голову и от неожиданности раскрыл рот. Белоснежный наряд теннисистки обнажал стройные Светины ноги, и подчеркивал все остальное. От нее исходило сияние. Минуя, правда, выражение лица.
— Хотя, я вижу, вы баллы начали вне очереди копить. Работенка непыльная, не сидится в кабинетике, да, к народу тянет? — выпалила она и отошла.
Романов удивился разительной перемене ее настроения. Только вчера между ними наблюдался абсолютный порядок. Скромная милая соседка, легкая взаимная симпатия на неопасном расстоянии. А сегодня эти ноги и непонятные упреки.
Он приколотил оставшиеся номерки. Кирпичик, ухвативший колья острием вверх, и похожий на противотанкового ежа, атаковал двери автобуса. Романов прошел за ним в конец салона и уселся на нагретое солнцем сиденье.
Последним вошел Воршоломидзе и, найдя глазами Романова, пробрался к нему.
— Молодой чэловэк уступит мнэ мэсто? — он тронул Кирпичика за плечо, тот кивнул и перебрался на соседнее кресло, где тут же откупорил пакет с кефиром.
— Дмитрий, нэ хочу вас трэвожить, но все-таки, а? — почтальон хлопнул ладонью по коричневому тому в кармане. Он смешно наморщил свой массивный нос, как будто заранее извиняясь за неприятную, но нужную процедуру. — Минут пятнадцать у нас эсть.
— На что? — не понял Романов. Ему не хотелось сейчас никаких разговоров.
— Я думал вы уже знаэте, — Воршоломидзе засмущался. — Мнэ положено читать вот отсюда по отрывку в дэн, и нужно чтобы слушали. А то нэ сбудется.
— Какая облагораживающая кнопка. Валяйте, — Романов обреченно махнул рукой на сиденье. Он опять вспомнил о снесенных домах. Зачем он едет на этот дурацкий субботник?
Почтальон уселся рядом, открыл второй том «Войны и мира» и начал читать. Негромко, без выражения, он монотонно бубнил текст будто заученную молитву. Это были сцены охоты из четвертой части, о матером волке и Николае. Романов всех героев давно знал как хороших знакомых. Прикрыв глаза, чтобы ничто не мешало следить за ходом действа, Романов слушал певучий слог, где то и дело попадались доезжачие — старшие псари. Он плавно проваливался в мягкий сон у нагретого стекла и видел, как все соседи, будто стая под предводительством Доезжак, летят на красном автобусе за убегающим волком. И у каждого свой матерый — злой и старый, свое желание и мечта. И у всех впереди заветная минута, когда они схватят свою мечту за горло, но она вновь ускользнет.
— Дмитрий, вы спитэ? Приэхали, — почтальон тряс Романова за плечо.
Они остановились на площади. Сквозь неплотно прилегавшие бетонные плиты вовсю разрасталась трава. Пахло свежеструганным деревом, поодаль высилась громоздкая трибуна. Соседи расходились кто куда, на удивление весело переговариваясь, можно подумать, им не терпелось начать.
— Внимание, товарищи! — с надрывом заговорил Борис. За время поездки в душном автобусе его вид слегка потускнел, галстук съехал на бок, а брюки
