помялись. — Занимаем свои участки! — Борис махнул мегафоном. — В двенадцать обед, приедет полевая кухня. Напоминаю, талоны на борщ, котлеты и трудовые сто грамм — после выполнения плана. Кто не работает… — Борис подмигнул. — …тот не пьет. По всем вопросам прошу ко мне лично или моему помощнику — Дмитрию Сергеевичу Романову.
Раздались жидкие хлопки аплодисментов. Слушавший вполуха Романов вздрогнул, Борис ухватил его под локоть и отвел в сторонку.
— Ну, Дмитсергеич, целоваться не будем, козырьки мешают! — он довольно забулькал. — Ты правильно делаешь, что коллектива держишься. Народ видеть должен, что власть работы не бежит.
— Какая еще власть? — не понял Бориса Романов. Александрии Петровны нигде не было видно. — Где Щур, не в курсе? У меня к ней дело.
— У начальства свои дела, мы понимаем, — заговорщицки проговорил Борис. — Пойдем-ка пока, пройдемся. Народ, пойми, он тоже человек. Было дело работал я на железке под Ростовом… И не то чтоб я руководство, но времена, всекаешь, какие — контейнеры аккурат через меня шли. Своим, конечно, я самое фильдеперсовое, — Борис развязно подмигнул. — Понял к чему веду? Не забудь меня, как время придет, Дмитсергеич. Давай, колоти вот здесь, первый участок будет, — удовлетворенно проговорил он и с размаху воткнул колышек в просвет между плитами. Романов со злостью одним ударом молотка вбил колышек с табличкой.
Площадь заполнилась почти музыкальным шумом субботника, и стала казаться еще просторнее. Разрозненные звуки метел иногда прерывались долгим, словно замедленным звуком переворачиваемых носилок. Около недостроенной трибуны слышались многоточия и пунктиры молотков. Романов успел оглядеть все вокруг и убедился, что Александрия Петровна не принимает участия в руководстве коллективным трудом.
Мимо прошагали Света и Петр Пиотрович с носилками, гружеными битым кирпичом. Пожилой сосед вздыхал, пот крупными каплями стекал с его лба. Света берегла белоснежную юбку и поминутно оглядывала ее, словно на ней могла осесть радиоактивная пыль.
— Дмитсергеич, для тебя плывет! — громко заявил Борис, и Света обожгла их взглядом.
Пожалуй, пора искать гражданку Щур лично, подумал Романов. Общество Бориса начинало действовать ему на нервы.
— Успехов в борьбе за чистоту! — Романов тряхнул кулаком. — Я к Щур, — сказал он, развернулся и тут же заметил фигуру Александрии Петровны, исчезнувшую за штабным тентом.
Он заглянул в штаб и обошел трибуну, похожую на могучее ископаемое. Скелет ископаемого оброс досками сверху и уже начинал расцветать яркой синей краской снизу. Кирпичик, измазанный с головы до ног, старательно возил кистью, поминутно поправляя заляпанные очки. Покачиваясь от ветерка, вверх ползли на веревках ведра с инструментами.
Романов не мог отделаться от мысли, что люди по участкам распределены вопиюще неправильно, крайне неэффективно. Где-то их больше, чем нужно, а где-то не хватает. От царившего беспорядка заныло в затылке. Странное, незнакомое ощущение казалось близким тому утреннему озарению по поводу молотка, зависшего над ногой Доезжак, будто они лежали в соседних ящиках каталога правильных решений. Он едва успел заметить, как Александрия Петровна, не меняя безупречной осанки, свернула к домам на краю площади и села в милицейский газик. Через мгновение тот сорвался с места.
Романов ринулся к нему мимо мусорной кучи, около которой возились с носилками Петр Пиотрович и Света, но автомобиль стремительно скрылся за поворотом. Романов со злости пнул доски, мешавшие проходу, и лавина из цементной крошки и песка ринулась вниз, навстречу его ботинкам. Он чертыхнулся и отскочил. У его ног, утомленно уткнувшись лицом в песок, лежал разбитый на куски толстый ангелочек с фасада дома Теддерсона. Романов молча смотрел, как струйки песка обегают его щеки. Дом Теддерсона взорвали вчера.
— Стоять, Дмитсергеич, ты куда намылился? Еле догнал, — он услышал голос запыхавшегося Бориса. — Погоди, ты куда без субботника, баллы ведь, ты что?
— Обойдусь, — устало сказал Романов, поднял голову ангела и сел на краю кучи. — Куда руководство отправилось?
— Без баллов он обойдется, а мирное оцепление? Оно без тебя не обойдется, ежели ты с мероприятия самовольно свинтишь. Посты видишь, нет? — ухмыльнулся Борис и махнул рукой в сторону домов, где среди деревьев виднелись фигуры в синем. — Охраняют и помогают гражданам, всекаешь, испытывать радости труда. Взрывы вчера были, слыхал? Здесь мы, дальше соседи, потом заводские. Сначала они нас охраняют, потом наоборот.
Света и Петр Пиотрович с носилками отправились в новый рейс. Сосед был по-прежнему красен как рак, его жилетка ходила ходуном, тяжело дыша всем миллионом своих карманов. Борис подмигнул Свете, захохотал и хлопнул Романова по спине, так что тот поморщился:
— Оставайся здесь и трудись на непокоренных рубежах! Кандидат ты, Дмитсергеич, кровь с молоком, времени не теряй. А за побег с мероприятия, напомню тебе по-свойски, лишают регистрации. Без-вре-мен-но! — Борис понимающе ухмыльнулся. — Але, Петро! — переключился внезапно он. — Я тебе смену нашел! На другом участке поспокойней будет для нашего возраста! — Борис похохатывая увлек Петра Пиотровича в сторону трибуны.
Тот через плечо с сожалением посмотрел на Свету, присевшую на ящик неподалеку.
Романов, не обращая внимания на бубнеж Бориса, бережно поворачивал в руках голову ангела и вспоминал, когда впервые увидел фотографии фронтона. Что же такого в этих семи домах, что их снесли за одну ночь? Его интерес к ним?
— Отличная наглядная агитация, — услышал Романов язвительный голос Светы. — Начальство на привале. Но тут, знаете ли, все трудятся, — она кивнула на носилки, нагруженные битым кирпичом. — Или электорат должен молча ждать?
