Стеклобой

отец вдруг заговорил с дедом и бабкой, плотно прикрыв дверь на веранду. Мне, разумеется, было слышно все. Там, за дверью, я был уже взрослым парнем, которого стыдно отчитывать за ерунду, и нечего растить из него рохлю и домашнего мальчика. А если он захочет сломать себе шею в темноте на незнакомой дороге — это его право. Как взрослый парень, я посмотрелся в зеркало шкафа — одиннадцать лет показались мне солидным возрастом. Но я рано радовался — с моей стороны двери я оказался для отца слюнтяем, и стыдно быть слюнтяем, и если уж решился на поступок, нельзя трепаться, о чем не надо. И если я хочу ломать себе шею, то пусть я буду ломать ее молча. Затем он обидно обозвал деда с бабушкой бестолковыми стариками и велел не слушать ничьих советов, если я точно знаю, что делаю. Было жалко и стариков, и себя.

А через два дня, за которые я так и не смог выбрать, кто же я — взрослый парень или слюнтяй, в деревню приехал новенький. Невысокий, плотный, в круглых очках, он как ни в чем не бывало подошел ко мне возле мостков и деловито спросил: «Местный? Где военная часть, знаешь?» К вечеру рядом с домом пружинщиков мы встретили деревенских. «Не дрейфь, через два дня сами будут за нами бегать», — небрежно сказал он, и мы пошли им навстречу. Деревенские крикнули что-то обидное, а этот новый парень, недолго думая, двинул главному крикуну в глаз.

Ты знаешь, Макс и потом не любил долго думать в таких случаях.

Глава 9

Как начать разговор с Александрией Петровной, Романов не знал. О чем ее, собственно, спрашивать? Не вы ли, уважаемый Ящер, снесли дома, которые я, согласно должности, осматривал в историческом квартале? Ползли за мной, как огромный ископаемый таракан, оставляя след из обломков… А кто приказал старику Богацкому выкрасть мою папку? А этот старый снимок с моего аспирансткого удостоверения вы стащили, чтобы наштамповать предвыборных плакатов, или намерены хранить мой светлый образ на груди вечно? Томительное предчувствие, что диалог будет бессмысленным, нарастало. Еще вчера он был готов к самым решительным действиям, с утра же голова звенела приятной пустотой — никакого хитроумного плана или продуманной тактики. Выдвигаясь в сторону завода, Романов надеялся на озарение, но похоже, что действовать придется в лоб. В конце концов, чей это город, по какому праву здесь распоряжается эта канцелярская террористка? Это его город, он врос здесь в каждый переулок и каждую улицу. Романов остановился и оглядел Большую Щемянскую, какого-то незнакомца за столиком кафе, стаю воробьев-мячиков, обшарпанный фасад городской больницы и гнутый фонарь над ней. А на соседней улице вместо такого вот фасада теперь пустота. Ящер ты, таракан, пора поговорить с тобой. Он содрал с кирпичной стены агитационный плакат, кое-как сложил и сунул за пазуху. «Что же, вы намерены сносить всё на моем пути?» — спросит он. «Нет, я намерена заставить вас перестирать все белье в городе, после чего съесть вас с кашей и вышвырнуть вон», — ответит она. Он мысленно передразнил ее высокий голос.

Стеклянная проходная завода все так же разрезала тень на асфальте от бесконечной кирпичной стены. Возле цементных клумб накренился запыленный автобус, на его лобовом стекле остались следы от дворников, похожие на расправленные крылья. Рядом гудела группа мужиков и парней со спортивными сумками. Совсем зеленый мальчик в непомерно больших ботинках, оглянувшись, присвистнул в адрес девушки, торопившейся вдоль стены. Крепкий мужик в свитере с высоким горлом, не отрываясь от изучения журнала учета, дал ему затрещину.

Парень пригнулся и потер затылок, но не сказал ни слова.

— У Семена рука легкая, как пушинка, — подхватили рядом.

— Разговорчики, — добродушно пробасил Семен.

— Але, Сеня, а почему именно нас? — гнусаво спросил мужичок в комбинезоне.

— Срочный вызов. Стекло ждать не любит. Только для тебя я Семен Михайлович, — спокойно ответил Семен, подняв на мужичка глаза и посмотрев на него поверх увеличительной линзы, поблескивавшей на обруче вокруг головы. — И для остальных тоже, — он медленно обвел всех глазами. Романов подумал, что, сам не зная почему, испытывает доверие к этому угрюмому незнакомцу.

— Сказал, как в лужу топнул, — усмехнулся мужичок в комбинезоне заискивающе.

— Вы прикреплены непосредственно ко мне, — чеканя слова, проговорил Семен, — никому больше не подчиняетесь. Среди вас двое опытных, остальные на подхвате. На заводе чрезвычайная ситуация, — он захлопнул журнал. — Двигаемся, ребята.

Романов поспешил протиснуться в проходную, обгоняя их, и увидел за конторкой знакомого дедушку-канарейку и взмыленную худенькую девицу со списком. Они тщательно сверяли документы и все время сбивались.

— Тут один лишний, — девица с отчаянием бросила список на стол, — вот я их всех как пропущу, и пусть она сама разбирается. У новеньких вообще нарядов нет.

Дедушка вздохнул и налил себе воды из мутного графина. Около турникета, опираясь о стену съехавшей на затылок фуражкой, стоял милиционер. Романов шагнул вперед.

— Санитарный день, — зевнул милиционер, не отрываясь от стены.

— В административный, — Романов старался говорить с усталой уверенностью.