верхние полки. Все унижение, все глухие разговоры с провалами пауз, стыдные и пекущие затылок объяснения, все планы побегов, вся эта многолетняя война без победителя.
— Я отвлекся, вернемся к вам, — отец с шумом отхлебнул из стакана. — Вы же всегда этого хотели, правда? Быть умным. Все знать. Видеть связи и понимать причины. Иметь дар, быть особенным. Чтобы отец перестал вас отчитывать за то, что вы пустое место, за то, что вы ничего не можете добиться. Не можете и не хотите. Так ведь он давно перестал. А вот вы все продолжаете, — голос отца зазвучал мягко и вкрадчиво. — Вон снова за старое, — отец окинул взглядом нагромождение коробок. — Опять хотите усердием взять, трудовыми мозолями, так сказать, осветить себе путь к истине. Вам же все дадено. Что же вам еще?! Нет, вам стыдно признаться себе, что вам хочется талант, вы успокаиваете себя тем, что всего-то хотите узнать, как он достался другому!
Романов наконец разозлился и с удовольствием огрызнулся:
— Послушайте, давайте без лекций. Вам, кажется, от меня что-то нужно?
— Сейчас вы все узнаете, — ласково проговорил отец. — Но еще раз постараюсь донести до вас мысль о том, что все происходящее с вами здесь, да и не только здесь, — не случайно. Все, обладателем чего вы стали, дано вам на особых условиях, которые диктую я. И мне приятно поговорить об этом, все-таки проделана определенная работа, — с едва слышным упреком проговорил он.
— И чем же я теперь обладаю? — спросил Романов, уже зная, что услышит в ответ, и почувствовал холод между лопатками.
— Вы получили свой талант, — отец демонстративно начал загибать пальцы. — Дар видеть причины и следствия, предугадывать события и немножко власти, которую так хотели. И да, чуть не забыл про мелочи — ректорство, всегда хороший кофе, а про сигареты я уже говорил.
— Я ничего этого не просил! — упрямо бросил Романов.
Его злость получила примесь стыда и неловкости, и оттого поднялась почти к горлу, ему хотелось заорать. Кто-то за секунду сменил правила игры, по которым он только-только приноровился играть и даже почти выиграл.
— Как же, как же! — встрепенулся отец. — Кое-что все-таки просили. У нас все документы в порядке, даже печать! — отец приблизился к колонне из коробок, проворно снял верхнюю и, быстро перебирая пальцами, выхватил из ее недр регистрационную карточку. — Вот: «ректор университета такого- то»! — махнул он бумажкой в воздухе. — Немного мелковато, но вас можно понять: выпады коллег и эти прилюдные расправы, коллектив ни в грош не ставит, студентки хихикают, друзья нос воротят — вы хотите отомстить. Приехать на белом коне и задать всем пороху, вполне человеческое желание. Я слышу о таких целую вечность.
— Это все какой-то бред, — произнес Романов и на секунду в самом деле поверил спасительному предположению, что все это злая шутка, неправда или сон, морок. Его опоили, отравили, и он видит несуществующих людей, слышит речи, которые ему диктует совестливое подсознание. Кофе с ядом, испарения от стекол в кабинете, заряженная пыль от архивных коробок? Да что угодно!
— Ну, может статься, что и бред, — добродушно усмехнулся отец. — Но это же ваш бред, персональный. Я работаю, так сказать, с материалом заказчика. Вам же известно, внутри у людей далеко не хрустальные дворцы, а темные сырые подвалы. Я много лет хожу по ним. Какая ирония, правда? Вы столько лет бродили по моим улицам в своем воображении, а теперь по вашим подвалам прогуливаюсь я. Вам выдано согласно запросу, — твердо закончил он. Лицо стало серьезным и опять пугающее похожим на отцовское. — Но оплата ваша пока не оформлена, вот в чем проблема. И на решение вашего вопроса у нас есть сутки. Мы подошли к главному.
У Романова похолодело в затылке, будто туда приложили горсть льда.
— Я вас слушаю, — проговорил Романов и вдруг, стоя на самой грани черной ямы страха, понял, что хочет услышать ответ, который станет разгадкой всего.
— Мне нужны вы, ваша благородная персона, — негромко сказал отец, взглянув на Романова исподлобья. — Ваша жизнь в долгосрочное, так сказать, пользование. Забираю я вас себе с потрохами, Митя, даже ножек с рожками не оставлю, — неожиданно закончил он.
Романов не смог выдержать взгляд его острых глаз.
— Вы станете моим «хранителем», — продолжал отец. — Хранитель — главный человек, мой помощник, проводник моих идей. Он — администратор людских желаний. Я их исполняю, администратор — следит за выполнением условий. Я бог — вы архангел, вы сторожевой пес — я ваш добрый хозяин, вы тряпичный король — я рука, управляющая вами.
Романов молча поднял на него глаза.
— Не обижайтесь, Митя, — отец наклонился к нему через стол. — В качестве платы за службу вы будете обладать абсолютной властью, стареть будете неторопливо, и есть вероятность, что станете счастливым. И, разумеется, сможете оставить при себе все мои подарки и попросить новые, если будете хорошо себя вести, — проникновенно сказал он.
— Я ничего не понимаю, — Романов пытался говорить спокойно. — Почему вам нужен именно я, с моими, так сказать, потрохами? С чего вы решили, что они так уж хороши? — Он посмотрел отцу в глаза и понял, что страх и тошнота никуда не делись.
— О, я долго подбирал кандидатуру. Ваше слабое место распрекрасно, такое встречается нечасто. Вам необходим талант, хочется быть особенным. И еще вы жаждете восхищения и послушания от других, — отец говорил страстно, и глаза его блестели. — С вашим желанием приятно работать, оно подходит
