навсегда.
Все кругом что-то требовали от него. И маменька, и грозный папаша, и приходской поп, и друзья-товарищи по революционному кружку, и вот теперь больно пихающий его локтем в спину Иван Андреевич. Митенька без желания вступил в кружок, смутно понимая его назначение, но секретарем и связной в нем была такая дивная барышня, что Митенька нес туда свои и отцовские деньги, бегал по подворотням, пряча в тайниках записки, и заседал ночами в полуподвале. Всего этого он боялся и делал без лихости, неумело и медленно, на чем не раз попадался. Тот случай, когда он бросил в окно полицейского участка дымовую шашку, но промахнулся и уронил ее себе под ноги, переполнил чашу семейного терпения. Решено было отправить его к тетке Марье, хотя бы на полгода, подальше от революционных кружков и барышень.
Иван втолкнул его в вагон, усадил на жесткий диван, задернул занавеску и строго посмотрел в глаза.
— Сойдешь на четвертой станции. Домой не писать. Скрываться месяц, затем вернуться и забыть все, что ты видел и слышал. — Он похлопал Митеньку по карманам, нащупал сверток под мышкой. — Доставай, — повелительно сказал Иван, — живее!
Митенька залепетал про тетку и путаясь в собственных пальцах, принялся расстегивать пальто. Когда с пуговицами было наконец покончено, Иван нетерпеливо просунул руку в недра Митенькиных одежд и выдернул оттуда коричневый сверток. Не успев его развернуть, Иван уже знал, денег там нет — ни вес, ни форма не походили на то, что ожидала ощутить его ладонь. Разочарование не замедлило подкрепиться — внутри оказались ломоть холодной телятины и калач. Юноша продолжал говорить на одной ноте, весьма унылой, в то время как Иван сдерживался изо всех сил, чтобы не съездить калачом Митеньке в глаз.
— На четвертой станции не сходить, ехать к тетке, забыть обо всем, и обо мне в особенности, — Иван хлопнул Митеньку по плечу с такой силой, что очки у того подпрыгнув, съехали на самый кончик носа, откуда и так норовила упасть блестящая капля.
Иван быстро прошел по вагону до конца, спрыгнул с подножки, оглянулся, увидел бледное Митенькино лицо, выглядывающее из-за занавески. Нахмурив брови, сделал ему знак не высовываться и отправился искать подходящий поезд.
Как бы это ни было странно, Иван мгновенно забыл о неудаче, лишь только Митенька исчез у него из виду. Новая задачка, неожиданный поворот — только успевай держать дыхание на резком вираже. Он вернулся от перронов к зданию вокзала, разглядывая сновавших туда-сюда лоточников, ленивого дворника, безуспешно преследовавшего метлой воронье перо от одной лужи до другой, и пассажиров, готовившихся отъезжать на ближайшем поезде до Питера. Поезд был проходящий, стоял от силы пять минут, а до сих пор не объявили, на каком пути его ожидают. Было заметно, что люди волнуются. «Значит, скоро начнутся метания, — подумал Иван с удовольствием и открыл дверь вокзала, — самая благодатная почва». Немолодая пара с тюками ругалась между собой, при этом не выпуская ладошки двух выворачивающихся толстощеких карапузов. Грустная дама в черном переставляла с места на место шляпные коробки. Два важных разгоряченных господина спорили друг с другом и были похожи на петухов. Мамаша с дочерью чинно восседали на краю лавочки, так ровно и строго выпрямив спины, словно на них держалась вокзальная крыша.
— А вот и тот, кого я ждал, — пробормотал себе под нос Иван и в нем запенилась радость узнавания.
Натыкаясь попеременно то на мягкие спины пассажиров, то на железные столбы зала ожидания, навстречу Ивану медленно шел господин средних лет в помятой шляпе и забрызганном грязью плаще. Он то и дело подносил к лицу свою ладонь и щурился, пытаясь что-то на ней разглядеть. Господин остановился рядом с Иваном. Несмотря на общую потерянность и неуклюжесть, одет он был до крайности дорого. В ладони же у него находился брегет и, по всей видимости, отказывался сообщать точное время своему владельцу. Владелец задрал голову в надежде разглядеть стрелки на циферблате вокзальных часов, которые возвышались на столбе аккурат над головой Ивана.
— Милейший, вы не могли бы… который … мнээ… сейчас… мнэээ… час…
Иван шагнул в направлении господина, намереваясь обнять его, как доброго приятеля, но вместо объятий запустил руку в широкий карман его плаща.
— Разумеется! Сейчас ровно три часа пополудни, спешу сообщить, что до поезда в Санкт-Петербург нам с вами осталось два с половиной часа.
— Позвольте, как же, я полагал, что он вот-вот подойдет, на моих часах уже пять!
— Ошибка, уважаемый, ошибка вышла. Должно быть вы напутали.
Господин так же медленно удалился, а Иван с нежностью ощупывал свежеукраденный латунный проездной жетон. Он подкинул жетон на ладони — билет на свободу достался ему легко.
Обманутый господин все семенил в сторону площади, постепенно теряясь среди толпы. Иван проводил его взглядом и убедился, что тот не расслышал объявления о прибытии поезда, после чего смело направился к своему вагону номер шесть. Иван намеревался хорошенько выспаться, а затем поинтересоваться насчет привлекательных особ женского пола или состоятельных особ пола мужского среди попутчиков. Где-то зазвучала музыка, трубы брали торжественные ноты. Быстро двигаясь по перрону, он вглядывался в окна вагонов, и по всему видно было, что публика в них разительно отличалась от местных жителей, даже издалека были заметны их столичные лоск и надменность во взглядах. Поразительно, подумал Иван, как могут сочетаться на одном лице выражения скуки и презрения — дамы и их спутники разглядывали маленькую станцию так, будто бы мечтали не видеть ее никогда в своей жизни. Впрочем, чрезмерная гордыня всегда на руку такому молодцу, как я, улыбнулся себе Иван.
