– Да, какое-то имеет. Слушайте дальше. Бывали, конечно, исключения, но в основном рейдовые группы доставлялись в немецкий тыл самолётами. Вывозили их оттуда тоже преимущественно самолётами.
– Их выбрасывали с парашютами?
– Почти всегда. В особых случаях наш самолёт приземлялся для высадки десантников на временном аэродроме, подготовленном местными партизанами. Например, если в состав группы входил человек, неспособный прыгать с парашютом. Или если они везли с собой хрупкий груз. Такое редко, но бывало. И, разумеется, наши самолёты приземлялись во вражеском тылу, чтобы забрать возвращающиеся рейдовые группы или их остатки. К сожалению, забирали мы значительно меньше, чем отправляли.
– Вы это раньше уже говорили. Это очень интересно, мистер Смит, честно! Но я совершенно не вижу, как всё это относится именно ко мне.
– Уж простите мне стариковскую болтливость, но я буду излагать так, как мне кажется целесообразным. Если вам подробный рассказ кажется избыточно утомительным, давайте считать, что надлежащее время ещё не наступило, и поговорим об этом позже.
– Нет-нет, мистер Смит! Я же сказала, мне интересно! Только вот ещё что. Вон там стоит какой-то человек и смотрит на вас. Слышать он ничего не может, очень уж он далеко, но мне кажется, что он читает по губам.
– Браво, мисс Линда! Вы прирождённый разведчик или диверсант! Я совершенно не шучу, я, увы, начисто лишён чувства юмора. А об этом человеке не беспокойтесь. Это мистер Браун, сотрудник нашей конторы. Когда мы закончим наш разговор, он нас отведёт в наши апартаменты. Если их, разумеется, можно так назвать.
– Прошу вас, мистер Смит, продолжайте!
– Так вот, мисс Линда, поначалу авиационную поддержку наших рейдов осуществляли пилоты королевских ВВС. И это было воистину ужасно. Пилоты творили что хотели. Выбрасывали группы не там, где это было нужно, а там, где было меньше риска попасть под зенитный огонь. Но это ещё полбеды. Беда в том, что они частенько якобы не находили аэродромы партизан, и наши ребята, выполнившие задание, оставались на вражеской территории. У авиационных командиров были свои приоритеты, и высадка и возвращение десантных групп вовсе не занимала в них место вверху списка. К слову, этот генерал, которого вы имели счастье видеть на совещании, во время войны мне лично заявил, что для него жизнь одного пилота дороже десятка рейдовых групп, и потому его пилоты рисковать не будут.
– С тех пор вы и недолюбливаете друг друга, – предположила Линда.
– Вы удивительно мягко описали моё тогдашнее отношение к этому человеку. Впрочем, сейчас я его отлично понимаю и уже не так осуждаю, потому что и для меня жизнь одного диверсанта была дороже целой эскадрильи. Каждый, мисс Линда, судит со своей колокольни, как говорится.
– На вашем месте я бы набрала пилотов в штат конторы. Что вы и сделали, судя по всему. Ведь сейчас пилоты в штате у вас есть.
– Я уже говорил, что вы удивительно сообразительная девушка! Только в одном вы ошиблись. Это сделал не я. Тогда я был всего лишь одним из офицеров среднего звена. Я мог только докладывать обстановку и свои комментарии своему начальнику, даже не руководителю конторы. Не знаю, кто из моего руководства этого добился, но собственными пилотами мы обзавелись.
– Мистер Смит, судя по всему, то, что вы обо мне знаете, связано с авиацией?
– И снова вы правы. Слушайте дальше. Раз у нас появились пилоты, значит, появились и самолёты, верно? Иначе ведь и быть не могло. А к самолётам нам требовались механики. Это тоже было неизбежно. Пилотов мы набрали в ВВС, где же ещё мы их могли набрать?
– Во флоте тоже были пилоты, если я правильно помню.
– Были. Но Адмиралтейство своими кадрами делиться не пожелало.
– С пилотами понятно. Но вы что-то хотели сказать о механиках.
– Совершенно верно. Механиков мы набирали где попало. Во время войны, как вы понимаете, толковые механики даже не на вес золота, а на порядок дороже. Слишком много техники приходится ремонтировать. И вот один из этих механиков был очень необычным. Он находил неисправность мгновенно. Чинил, правда, посредственно. Руки у него росли явно не оттуда. Поэтому мы перестали ему поручать ремонт, и он занимался только диагностикой.
– Я тоже отлично чувствую неисправности автомобиля. Это как-то связано с тем, что вы рассказываете?
– Ещё как связано! Потом этот механик стал у нас пилотом, и просто творил чудеса в воздухе. У нас полностью отпала проблема авиационной поддержки. Он доставлял самолёт туда, куда было нужно, и всегда возвращался обратно. Другие пилоты иногда не могли понять, как можно было посадить такой повреждённый самолёт. Немцы ведь тоже не спали, их истребители и зенитная артиллерия немало нашей крови пролили. О повреждениях техники и говорить нечего.
– И стрелял он тоже, как я?
– Да. Причём мы выяснили, что ни стрелять, ни пилотировать, ни самолёты чинить он никогда не учился. Вроде как от рождения умел.
– Скажите, это был мой отец?
– Возможно. И даже очень вероятно. Хотя и необязательно.
– Он жив?
– Нет, убит. Погиб на войне, – последней фразой Смит солгал, тот человек действительно был убит во время войны, но его смерть к войне отношения
