– Тогда о чём мы говорим? Доказательств у вас нет, но вы без приглашения пришли ко мне в дом и бездоказательно обвиняете меня в убийстве. Вопрос, виновен ли человек в преступлении, в нашей стране решает суд и только суд. Никто не может быть объявлен преступником иначе, чем решением королевского суда! Если у вас нет доказательств, меня изобличающих, это означает только одно – я невиновен в глазах закона. Вы со мной согласны, мистер начальник полиции?
– В целом всё верно, профессор. В королевстве действует презумпция невиновности, в этом вы правы. Действительно, виновен человек или нет, решает суд. Но кое-что вы забыли. Есть ведь и другие суды, кроме королевских. Нет-нет, имеется в виду отнюдь не суд Божий. Я говорю о наших, земных, судах. Ну или других органах, имеющих функции, близкие к судебным. Например, вы оба – белые маги. То есть, оба находитесь под юрисдикцией комиссии по этике белой магии, верно? А она в своём расследовании в традиционных юридических доказательствах не нуждается. Насколько мне известно, всё расследование этой комиссии сводится к допросу ответчика в присутствии сильных телепатов. Вам зададут обычный вопрос, привели ли ваши действия к гибели людей. Что же вы им ответите? Лично я считаю, что белого статуса по итогам разбирательства вы будете лишены. Но я, в отличие от вас, не ясновидец. Скажите, вы прогнозируете иной исход разбирательства?
– И кто же подаст в эту комиссию иск против нас?
– Ваш вопрос, профессор, задан несколько некорректно. От математика я ожидал более строгого изложения мыслей. Буквальный ответ на него такой: никто. Никто не подаст иск против вас в эту комиссию, поскольку этот иск уже подан. Городским полицейским управлением. Я лично его подписал перед тем, как нанести визит вам, и отправил через нашего посыльного. Удовлетворение комиссией этого иска будет означать, что вы виновны в этих убийствах.
– Но ведь не для суда!
– Да, не для королевского суда, верно. Понимаете, профессор, в деле есть один нюанс, который вы, несмотря на свой дар ясновидения, не учитываете. Вы убили вора по прозвищу Голдкей, и это я если и не оправдываю, то могу понять. Но вы вдобавок убили прославленного воина империи по прозвищу Танкист. А вот этого вам простить нельзя. Да, Танкист был прославленным воином. И то, что он после войны превратился в опустившегося алкоголика, этого факта никоим образом не отменяет. К тому же Танкист не отнимал чужого, воинской пенсии ему было достаточно для удовлетворения своих нехитрых потребностей. Семь страшных лет Танкист доблестно воевал за нашу страну, много раз был награждён, имел несколько тяжелейших ранений, после которых чудом выжил, но ведь выжил! Враги его убить так и не смогли. Зато это смог сделать соотечественник, из числа тех, кого он защищал от этих самых врагов.
– Я этому вашему Танкисту отраву не подсовывал! Я никому её не подсовывал! Всё, что я сделал, это засыпал мышьяк в бутылку с виски, причём никуда эту самую бутылку из дому не выносил! Её у меня украли! И если что-то потом с ней сделали, я за это ответственности не несу! А этот ваш Танкист сам виноват! Я его не заставлял пить краденый виски! Или он не знал, что пьёт с вором?
– Мог и не знать. Ему было безразлично, с кем пить. Но и для вас это значения не имеет. Видите ли, я ведь знаю, где провели войну вы. Перед самой войной вы оказались в Испании, и вернуться в королевство не пожелали.
– Я не имел возможности вернуться! Я был там интернирован! Испания формально оставалась нейтральной, но по факту поддерживала в той войне Германию. Немцев они интернировали значительно реже, чем британцев. В чём тут я виноват?
– И все эти годы вы преподавали в университете Сарагосы. Тяжёлый режим заключения у вас был. Даже женились вы там, невеста к вам приехала в самый разгар войны.
– Я ведь должен был на что-то жить? Потому и преподавал испанцам математику! Что в этом плохого?
– Сами же говорите, что Испания фактически поддерживала в войне врага империи. А вы на неё работали. Но это неважно. Важно другое. Вы ведь и поехали в Испанию для того, чтобы вас там интернировали. Вы же ясновидец и предвидели войну. Многие ясновидцы сделали так же или примерно так же.
– Этого вы тоже не докажете!
– Мне и не понадобится ничего доказывать. Любой, кто воевал, посчитает вас или дезертиром, или коллаборационистом, если считать Испанию противником. И никаких дополнительных доказательств не потребует.
– И что? Я вернулся домой после войны, и никаких претензий мне не выдвигалось!
– То дело уже давнее. А нас интересует нынешний момент. Сейчас в газетах будет опубликован материал примерно такой направленности: дезертир убил прославленного ветерана, и ему за это ничего не будет.
– Я это переживу.
– Не уверен. Как вы думаете, профессор, сколько людей вас после этого возненавидят? Вы же ясновидец, прикиньте прогноз быстренько.
– Немало, – профессор уже понимал, к чему ведёт полицейский.
– А сколько среди них тех, кто, подобно вам, попытается восстановить справедливость самостоятельно? А у вас ведь трое детей, они тоже станут мишенями для мести.
– Вы серьёзно мне этим угрожаете? Да ваша прямая обязанность обеспечить безопасность мне и моей семье!
– Я не могу обеспечить чью-либо безопасность, если граждане начинают безнаказанно вершить самосуд. Всякий раз после эффектного убийства ради
