труда читала вслух из стопки журналов «Космо», принесенных Кристиной, и Киру, которая была без ума от Роба Лоу и от своего просвета между бедер. Мы разложили полотенца на обустроенной для отдыха тиковой площадке на крыше. Кристина включила радио и, услышав «Дайр Стрейтс», стала подпевать. Я подумала о том, как мы когда-то слушали пластинки госпожи Мины — сплошь оригинальные бродвейские записи — и танцевали, притворяясь Золушкой, Эвой Перон или Марией фон Трапп.
Я достала из сумки бутылочку солнцезащитного крема. Остальные девочки уже натерли себя детским маслом так, что лоснились, как стейки на гриле, но мне меньше всего хотелось стать еще темнее. Я заметила, что Кира смотрит на меня.
— А ты вообще можешь
— Ну да, — сказала я, но мне не пришлось вдаваться в объяснения, потому что вмешалась Мисти.
— Отпад! — воскликнула она. — Британское вторжение.
Она развернула журнал, показывая нам моделей, одна худосочнее другой, одетых в наряды следующего сезона с английскими флагами и красные куртки с золотыми пуговицами. Чем-то они напоминали мне Майкла Джексона.
Кристина села рядом со мной и ткнула пальцем в журнал.
— Линда Евангелиста — само совершенство.
— Ты серьезно? Фу, она похожа на нацистку, — возразила Кира. — Синди Кроуфорд такая
Я посмотрела на фотографии.
— Моя сестра этим летом едет в Лондон, — добавила Кира. — Будет путешествовать по Европе. Я заставила отца письменно пообещать, что, когда мне исполнится восемнадцать, я тоже смогу поехать.
— Путешествовать? — вздрогнула Мисти. — Зачем ей это?
— Потому что это романтично. Только представь себе! Проездные билеты
— По-моему, Савой — это тоже очень романтично, — сказала Мисти. — И у них есть
Кира закатила глаза.
— Поддержи меня, Рут. Ни в одном любовном романе никто не встречается в холле Савоя. Они всегда знакомятся на железнодорожной платформе или случайно меняются рюкзаками, правильно?
— Похоже, это судьба, — сказала я и подумала, что летом мне хочешь не хочешь придется подрабатывать, если я собираюсь идти в колледж.
Кристина, лежа на полотенце, похлопала себя по животу.
— Умираю с голоду. Нужно перекусить. — Она посмотрела на меня. — Рут, можешь сгонять и принести чего-нибудь пожевать?
Мама улыбнулась, когда я вошла в кухню, где стоял божественный запах свежего печенья. Готовая горка остывала на блюде, а вторая партия только что ушла в духовку. Мама протянула мне ложку и разрешила слизать тесто.
— Как дела в Сен-Тропе?
— Все голодные, — сказала я ей. — Кристина просит еды.
— О, вот оно как? Тогда почему в кухню пришла не она?
Я открыла рот, чтобы ответить, но промолчала. Почему она попросила меня? Почему я
Губы мамы сжались.
— Почему ты оказалась здесь, милая?
Я уткнулась взглядом в пол:
— Я же сказала, мы проголодались.
— Рут, — повторила она, — почему ты здесь?
В этот раз я уже не могла притвориться, что не поняла.
— Потому что, — сказала я так тихо, что едва расслышала свой голос, так тихо, что надеялась, что и мама его не услышит, — мне больше некуда идти.
— Это
Я взяла тарелку и начала накладывать печенье. Я не знала, что имела в виду мама, да и не хотела знать. Оставшуюся часть дня я избегала ее, а когда она ушла на ночь, мы уже закрылись в спальне Кристины, где включили «Депеш мод» и танцевали на матрасе. Я слушала, как девочки рассказывали о своих тайных влюбленностях, и, чтобы быть частью разговора, притворялась, что тоже в кого-то влюблена. Когда Кира достала флягу с водкой («в ней меньше всего калорий, если захочешь напиться»), я сделала вид, что ничего особенного не произошло, хотя мое сердце забилось как сумасшедшее. Я не пила, потому что мама меня бы просто убила и потому что знала, что не должна терять голову. Каждый вечер перед сном я увлажняла лосьоном кожу и втирала масло какао в колени, пятки и локти, чтобы не шелушились; я тщательно расчесывала волосы, чтобы лучше росли, и оборачивала их платком. Мама так делала, и Рейчел так делала, но я не сомневалась, что эти ритуалы были чужды всем, кто в тот день ночевал в этом доме, даже Кристине. Я не хотела
