проветриться, но Рут смотрит на меня с ужасом. «Я думала, вы знаете», — говорит она, и, подняв голову, я вдруг осознаю, что мы заперты в тюремной камере.
Я просыпаюсь, умирая от жажды. Перекатившись на бок, я беру стакан воды, который всегда ставлю на ночь на тумбочку, и делаю длинный освежающий глоток. Чувствую, что рука Мики скользит вокруг моей талии и тянет меня к нему. Он целует мою шею, его ладонь ползет вверх по моей пижаме.
— Что бы ты делал, если бы я попала в тюрьму? — спрашиваю я.
Глаза Мики открываются.
— Поскольку ты моя жена и тебе больше восемнадцати, я думаю, это вполне законно.
— Нет. — Я поворачиваюсь к нему лицом. — Если бы я сделала что-то… и меня бы посадили?
— Хм, это интересно, — улыбается Мика. — Адвокат в тюрьме. Ладно, я тебе подыграю. Что ты сделала? Скажи: непристойное поведение в общественном месте. Пожалуйста, скажите, что непристойное поведение в общественном месте. — Он прижимает меня к себе.
— Серьезно. Что будет с Виолеттой? Как ты это ей объяснишь?
— Кей, это так ты хочешь сказать мне, что наконец-то порешила своего начальника?
— Гипотетически.
— В таком случае мы можем вернуться к этому вопросу минут через пятнадцать? — Его глаза темнеют, и он целует меня.
Пока Мика бреется, я пытаюсь собрать волосы в пучок.
— Сегодня идешь в суд? — спрашивает он.
Его лицо все еще горит, мое тоже.
— Да, сегодня днем. Откуда знаешь?
— Ты не втыкаешь себе в голову иголки, если не идешь в суд.
— Это не иголки, а невидимки, и они нужны, потому что я хочу выглядеть по-деловому, — говорю я.
— Ты слишком сексуальна, чтобы выглядеть по-деловому.
Я смеюсь.
— Будем надеяться, что мои клиенты не об этом думают. — Я пригвождаю непокорную прядь к волосам и опираюсь бедром о раковину. — Я хочу попросить Гарри дать мне что-нибудь уголовное.
— Отличная идея, — говорит Мика с легким сарказмом в голосе. — Я имею в виду, если у тебя уже есть пятьсот открытых дел, конечно же, стоит взять еще одно, которое требует еще больше времени и энергии.
Это правда. Будучи государственным защитником, я веду раз в десять больше дел, чем рекомендует ААЮ[25], и в результате имею в среднем меньше часа на подготовку дела перед судом. Почти все время я отдаю работе, я не обедаю, не беру перерыв на туалет.
— Если тебя это утешит, он, скорее всего, мне его не даст.
Мика стучит бритвой по раковине. Когда мы только поженились, я, бывало, подолгу с удивлением рассматривала маленькие кусочки волос, высыхающие в керамической чаше, думая, что смогу прочитать по ним наше будущее, как медиум читает судьбу по чаинкам.
— Твои внезапные амбиции имеют какое-то отношение к вопросу о тюрьме?
— Возможно, — признаю я.
— Ну, я бы предпочел, чтобы ты взялась за его дело, а не присоединилась к нему за решеткой.
— К ней, — поправляю я. — Это Рут Джефферсон. Та медсестра. Ее случай не идет у меня из головы.
Даже когда клиент совершает что-то противозаконное, я испытываю к нему сочувствие. Я могу признать, что был сделан плохой выбор, но все же верю в правосудие, если все имеют одинаковые права перед системой, и именно поэтому занимаюсь своей работой.
Но с Рут что-то не складывается.
Неожиданно в ванную врывается Виолетта. Мика подтягивает полотенце, намотанное вокруг талии, я завязываю халат.
— Мамочка, папочка, — говорит она, — сегодня я Минни.
Она сжимает в ручках плюшевую Минни-Маус. И действительно, она уже успела надеть юбку в горошек, желтые кеды, красный топик и длинные белые перчатки из своего детского гардероба. Я смотрю на нее, недоумевая, как объяснить, что в школу нельзя идти в топике.
— Минни — падшая женщина, — указывает Мика. — Я хочу сказать, прошло уже лет семьдесят. Микки уже давно должен был жениться на ней.
— Что такое падшая женщина? — спрашивает Виолетта.
Я целую Мику и воркую нежным голосом:
— Я тебя убью.
— А-а, — отвечает он, — так
В офисе у нас есть телевизор с маленьким экраном, он стоит между кофемашиной и открывалкой для консервов. Его наличие вызвано
