вполне неугнетающая, не сравнимая с временами предыдущих лесных пожаров, до основания уничтожавших Москву. Или, например, тех же апокалиптических наводнений, покрывавших Москву с головой метров на 50–60. И то ничего – выживали. В этот же раз, наоборот, было даже весело. Род какой-то всеобщей не особо обременительной общественной игры. Горели совсем не леса. Горели китайцы. Да, да, как это вам ни покажется странным. Сейчас все объясню.
Случилось вот что. По приказу прихотливых, коварных, загадочных, недоступных нашему пониманию, даже изощренному пониманию наших старцев, понимавших уж вообще черт-те что, по приказу их собственных китайских старцев многомиллионная китайская армия неожиданно вторглась на нашу территорию. Что им было нужно – не совсем ясно. Очевидно, все-таки что-то нужно, но нечто особенное, необъяснимое, неартикулируемое в пределах нашего понимания и нашего словаря. Что-то их специфически китайское. По-китайски это звучало, кажется, вансуй. Но не берусь утверждать, я могу ошибаться. Однако в пределах их понимания жизни и смерти, их насущных проблем, потребностей их души и тела это представлялось абсолютно нормальным, необходимым даже. Это чувствовалось. Но, с другой стороны, мало ли что им покажется насущно необходимым за наш счет! Все им и подавай, значит. А если они захотят наших младенцев? Между прочим, подобное позже случилось в наших с ними отношениях. Но ответ наш был всегда сдержан и достоин – нет!
Однако на сей раз они стремительно заняли остров Даманский, находившийся ровно посередине исконно русской реки Амур. Сейчас уже его нет и в помине, о нем сохранились весьма смутные воспоминания даже у местных жителей. Его можно отыскать разве что на картах издания не позднее 1964 года. А тогда он стоял и занимал, кажется, всего площадь в два-три квадратных километра. Многие миллионы китайцев, оккупировавших его с им одним известной целью, стоя плечом к плечу, едва умещались на нем. Спатьто было вполне сподручно, так как плотно прижатые чужие тела не давали спящему рухнуть. Однако же крайние нет-нет, да и сваливались в воду, тут же уходя под воду во всей своей тяжелой милитаристской амуниции. Большей частью они тут же съедались огромной, подоспевшей как раз, страстно ожидавшей подобного почти в течение всей своей долгой жизни колонией водяных хищников – крокодилов, аллигаторов и акул. Правда, для китайцев, при их многомиллионности, потеря нескольких тысяч разве же представлялась ощутимой потерей? Так они стояли несколько месяцев кряду, получая продовольствие по воде или сверху, сбрасываемое с самолетов в мешках прямо на поднятые штыки своих старомодных ружей. Испражнялись они, естественно, под себя, пока почти постепенно не заросли всем этим буквально по подбородок. Было бы еще посмешнее и потрагичнее одновременно, если бы наиболее жидкая часть фекалий постоянно не оттекала в реку, а оттуда в море. Все побережье Тихого океана покрылось плавающим вспухающим говном. Воды оказались отравленными на много лет вперед. Рыба, всходя из глубин вверх пузом, тухла под ярким июльским солнцем. Убрать ее было некому. В агонии на берег выбрасывались тюлени, моржи и киты, покрывая все побережье непроходимыми разлагающимися массами. Население надолго, почти на полвека, оказалось отрезанным от основных ресурсов пропитания и средств сообщения с другими приморскими странами.
Надо сказать, что в момент своего туда прибытия китайские полчища вырезали весь небольшой – всего в несколько тысяч простых русских парней – пограничный гарнизон, там квартировавший. Наши сопротивлялись как могли, губя захватчиков в неимоверных количествах. Но те, пройдя по гигантскому, смазанному как бы красным сиропом мясному пирогу своих же сотоварищей, уложенных советским огнем неровными штабелями, образовавших вокруг гарнизона высоченный вал, сверху ринулись и убили оставшихся. Их головы они водрузили на штыки, которые в течение нескольких месяцев медленно покачивались над пространством полуспящих китайцев. Картина просто ужасающая. Мне ее видеть не довелось, но могу себе представить.
Надо было что-то предпринимать. В этих обстоятельствах наше высшее руководство приняло единственно возможное и правильное решение. Это решение сразу же было одобрено народом и всем остальным, достаточно перепуганным подобным развитием обстоятельств прогрессивным человечеством. Наши мудрые руководители не стали перемещать огромные массы войск и соединений по территории гигантской страны, дабы не забивать и так уже забитые железнодорожные пути и магистрали, не засорять отходами и экскрементами окрестные леса, поля, пастбища. Они не стали двигать тяжелую наступательную чрезвычайно энергоемкую технику, потреблявшую тысячи тонн в день столь дорогостоящего, так нужного гражданскому хозяйству горючего. Они решили не разбивать, не портить столь дорогие, с таким трудом возводимые на плавучих вечномерзлых сибирских почвах прекрасные дороги. Они решили просто сжечь китайцев на корню. Тем более что захватчики весьма удобно и компактно разместились на советской, временно перешедшей в их руки малой территории. Для реализации сей остроумной идеи решили использовать никому еще не ведомую в мире, даже неподозреваемую, новинку – наиновейший суперлазер, только что изобретенный большим коллективом ученых под руководством талантливейшего академика Сахарова. Это уже потом он, ужаснувшись содеянному, стал всеми силами проповедовать пацифизм и разумный гуманизм. Его мало кто тогда понял в стране. Только сейчас эти идеи осмыслены, возымев неимоверное влияние. А тогда подобного просто и не могло быть. Тогда жили совсем по другим законам, и соответственно этим законам все было правильно.
Так вот на Москву двинулись уже не полчища живых неистовых китайцев, но как бы астральные представители в виде пепла и праха их превращенных тел. Мне-то, вообще выросшему в соседстве с крематорием, проводившему там большую часть своего детского свободного времени, в подобном повороте событий не показалось ничего необыкновенного. Все привычно и очевидно. А во что, собственно, в результате обращаются любые тела желаний, свершений, стремлений, страданий, побед и поражений?! Ну, в крайнем случае, при особо приятных атмосферных, почвенных или социально-идеологических обстоятельствах они обращаются в мощи или в мумии, как это случилось с Владимиром Ильичем Лениным. Но на подобное, почти небывалое, не стоит ориентироваться. А так-то – прах. И нечего стыдиться.
