два часа дня, и соответственно обычному распорядку подобных прогулок назад компанию следовало ожидать где-то около четырех. Значит, в моем распоряжении оставалось около двух часов – вполне достаточно. Еще раз поползав на коленях, не обнаружив никаких возможных улик, удовлетворившись осмотром, я вскочил и помчался на террасу. Снова глянув через подоконник, обнаружил тех же самых беспардонных кошек. Сбежал с крыльца, нагнувшись и продравшись между цепляющихся страшных кустов, очутился на той самой прогалине, вспугнув-таки своим появлением упомянутых тварей. Зубами вырвал резиновую затычку из горлышка пузырька. Легкий, терпкий запах будоражаще ударил в ноздри. Это была настойка валерьяны. По-простому – валерьянка. Наклонившись, я вылил, даже вытряс весь пузырек на жестковатую, пересохшую землю, делая круговые движения, тщательно уснащая это место пахнущим, неодолимо завлекающим зельем. Затем бросился обратно на террасу. Перевесившись через подоконник, стал наблюдать.
Прошло совсем немного времени – и началось. Первыми объявились вспугнутые мной знакомцы. Они шли чрезвычайно странным способом, стелясь вдоль земли на подогнутых лапах, вытянув вперед оказавшиеся неожиданно длинными шеи. Подползая к манящему магическому месту, они, чуть-чуть склонив в сторону головы, стали сосредоточенно лизать землю розовыми острыми язычками. Они яростно лизали, не обращая на меня никакого внимания, хотя я, перевалившись через подоконник, нависал над ними, почти касаясь их опущенным вниз лицом. Хватал руками, оттаскивал в сторону, но они не обращали на меня никакого внимания. Они, выворачиваясь из моих рук, опять тянулись на манящий, опьяняющий их запах. Они не обращали внимания и друг на друга, упираясь головами, сталкиваясь телами, расходились, снова сходились, не ощериваясь и не поднимая друг на друга свирепые лапы. Тут появился третий черный, огромный, осторожный кот. Он шел, словно ведомый каким-то таинственным манящим звуком или голосом. Шел медленно, но верно и неумолимо. Подойдя, он просунул голову между двумя первыми и, переступая ногами через их туловища, принялся яростно лизать землю. Все трое лизали так увлеченно и неистово, словно стараясь снять верхний прикровенный слой этой бренной земли и проникнуть в таинственный, черный, зияющий, манящий, обещающий неведомо какие блаженства провал. Стали подходить другие. Подходили тем же манером осторожных, словно завороженных, заколдованных невест. Сверху я наблюдал их крупные энергичные головы, прижатые уши, напряженные лопатки, хребты и лапы, прямые прутообразные хвосты. Количество их стремительно нарастало. Они появлялись со всех сторон. Они хлынули отовсюду – выползали из кустов, из-под террасы, спрыгивали, рушились на головы собратьев откуда-то с высоты, промелькивая своими крепкими телами прямо у меня перед глазами. Количество их становилось неисчислимым, неимоверным. Они шевелились внизу как переплетающийся, вздрагивающий клубок поблескивающих червей. Меня передернуло от отвращения. Я сполз с подоконника и перевел дыхание.
Снова на мгновение взглянув вниз, с гримасой омерзения я отвернулся и помчался в кухню. Голые ладошки моих ступней звонко хлопали по отполированному паркету пустых прохладных комнат. Под старым полуржавым умывальником на кухне отыскал огромный металлический таз, схватил его, поднял к умывальнику и сталнаполнять водой. Она, журча, перекрученно посверкивающей струей медленно вливалась в таз, который не вмещался в достаточно маленький умывальник. От меня требовалось достаточно усилий, чтобы удерживать огромный плоский сосуд в равновесии.
Но я обнаружил в себе неимоверную, неведомо откуда взявшуюся силу, прямо мощь, и сноровку. Я схватил таз за края цепкими пальцами и понес его на уровне груди на подгибающихся тоненьких ногах. Удивительно редкие капли отмечали мой долгий путь из кухни по изогнутому коридору, сквозь отворенную ногой высокую, тяжелую, профилированную дверь в большую комнату, по ее диагонали в другую и, наконец, на террасу. Взгромоздив тяжеленный таз на подоконник, отдышался. Выглянув наружу, я увидел, что кошки ползали друг по другу уже многочисленными слоями. От них шел слитный, отвратительный, склизкий звук сопения и причмокивания. Они сами были какие-то влажные, блестящие, бликующие под редкими прорывающимися к ним лучами света. Я отвернулся и глянул вверх. Там, над нами, проглядывая сквозь воздетые вверх корявые ветки, синело чистое, ослепительное небо. Таз на подоконнике тускло посверкивал как неумолимое сосредоточенное в себе орудие возмездия. Прозрачная вода легко покачивалась, немного взволнованная предстоящим. Я посмотрелся в нее и обнаружил свое чистое отражение. Можно было начинать. Я постоял, сосредотачиваясь и выверяя время. Мои руки оставались на краях таза, придерживая его. Я напрягся, подрагивая, пытаясь внутри себя определить точный момент. Наверное, я несколько переждал, потому что внутреннее напряжение намертво сковывало пальцы моих рук. Я как будто не мог уже сам распоряжаться ими. Наконец что-то сверху осенило меня, мои мягкие, пластичные, прохладные пальцы сами разжались, и могучий водяной поток хлынул вниз из опрокинутого таза на это огромное страшное скопище шевелящихся внизу тварей. Несколько мгновений я стоял словно восхищенный в иные пространства, отключенный от всего, не слыша ничего и не видя. Затем я был пробужден неимоверным воем и визгом. Что тут случилось! Что тут случилось! Что тут произошло!
Дикий, нечеловеческий, раздирающий душу вопль донесся снизу. Кусты словно опрокинулись под тяжестью безумной, обрушившейся на него массы бросившихся врассыпную кошачьих обезумевших тварей. Я застыл в ужасе, не имея сил праздновать свершившееся возмездие. И в это мгновение снизу, вырастая на уровне моего лица, объявились медленно поднимавшиеся, восходившие какчерные солнца, выплывавшие три огромные мохнатые морды с расширенными немигающими глазами и ощеренными ртами. Они яростно глядели на меня, нарастая, заслоняя все свободное пространство, размываясь в очертаниях по краям, протягивая ко мне пакостные когтистые лапы. Я отступал, отступал назад, но они неумолимо нарастали и нарастали. Я пятился.
Плавно преодолев подоконник, они вплывали в комнату, ширясь и увеличиваясь непомерно. Я отступал. Пятился. Я уперся спиной и голым затылком в дальнюю стену террасы. Они нависли прямо над моим лицом, вглядываясь тремя мерцающими зрачками в каждый мой расширенный глаз. В это время со страшным металлическим грохотом рухнул с подоконника и медленно покатился по полу металлический таз. Я упал.
Возвратившиеся взрослые обнаружили меня валявшимся без сознания на теплом, прогретом солнцем полу возле окна. Меня перенесли в кровать. Меня нельзя было трогать.
