– Ладно, – она резко отняла пальцы от профессорской щеки, и того моментально сильно и весело передернуло.
Ровный тусклый свет заливал предстоящую визитеру картину. Словно само оно, это слабое томительное свечение, и породило, выткало ее из сумрака, снимая медленный и трудный отпечаток, оболочку, свертывая, преобразуя и мучительно вытягивая сию волокнообразную субстанцию в окно, унося, пронося вдоль длинных продуваемых каменных улиц сиреневого вечереющего города в сторону залива и тяжелой ртутной воды. От воды шел встречный темный вал сырого дыхания, который, перемешиваясь со светом и блеклыми образами тайно живущего города, создавал новую мерцающую смесь, оборачивая ее вспять, вновь пуская скользить по тем же длинным улицам, вызывая и увлекая за собой уж и вовсе непонятные образы то ли реального отошедшего прошлого, то ли, пуще того, никогда въяве не существовавшего. Волна достигла дома, где они сидели тихие и замершие, как перед длинным тубусом допотопного фотоаппарата. Вползла в окно и набросила на всех участников некую новую, легко чувствуемую оболочку.
– Прикажи сюда. И оставь свои чары, хе-хе! – шутливо рассердился профессор. – Она колдунья! Вы же видите. – Он заговорщицки наклонился к гостю, цепко сжал его руку и, чуть вывернув голову, подергиваясь, оборотился на Зинаиду. – У-уу, коварная! – произнес он с театральным пафосом, впрочем, легко прочитываемым, даже педалированно игривым. Зинаида, сощурив глаза, стояла напрягшаяся и неприветливая, резко отведя в сторону руку с мундштуком. – Видите! Видите! – возликовал профессор. – А? Зинаидушка?! – Она застыла, не сводя с гостя по-кошачьи сощуренных глаз.
Во все время нараставшего напряжения гость хранил приличествующее молчание. Ему припомнилась моментальная картина, вчера или позавчера промелькнувшая перед его глазами, исполненная чрезмерной выразительности и прямо-таки издевательской недостоверности. По дороге домой он заглянул не в самый дряной трактирчик, где питался в долг, как, впрочем, и многие его сотоварищи. Заглянул по поводу очередной временной отсрочки задолженности. Задолженность не ахти какая, но все-таки. Во время нелегкого разговора с хозяином он обернулся на шум за спиной и увидел сцену, неприятно его поразившую. Высокая, статная, недурно одетая, могущая сойти за местную красавицу народного склада, пьяная молодая баба вцепилась в волосы маленькому и бледному, щуплого обличья, однако не вызывавшему моментальной симпатии, детского вида существу, извивавшемуся, но сохранявшему при том гробовое молчание. Существо это, извернувшись всем телом, даже зависнув в воздухе, побалтывая тонкими ножками сантиметрах в 15 над полом, впилось зубами в крупную пухлую руку, видимо, прачки и, видимо, его матери. Рука моментально обагрилась бурными кровавыми потоками. Баба в удивлении, по-дурацки раскрыв рот и растопырив глаза, уставилась на свою окровавленную кисть. По-простонародному взвыв, искривила рот и подняла ее вверх, апеллируя к окружающим и взывая к их справедливости. Все это было крайне странно и неприятно. Наш приятель повернулся к хозяину, чтобы спросить о случившемся.
– Не бери в ум, – равнодушно отвечал трактирщик и отвлекся на свои рюмки, протирая их полотенцем и проглядывая на свет оставшиеся пятна и затемнения.
Когда студент обернулся, странной пары не было. Посетители по-прежнему сосредоточенно предавались своим питейным занятиям.
– Ладно, ладно, – профессор серьезно взглянул на Зинаиду. Потом обернулся к гостю. Тот так же серьезно подтвердил свое понимание ситуации кивком головы. – Любого заколдует, – он подхихикнул. Резко задрал голову вверх своей козлиной бородкой прямо ей в лицо и передернулся. Ермолка не пошевелилась. – Но на нас, злодейка, твои чары не действуют! – зло кричал он и брызгал слюной прямо ей в лицо. И на сей раз Зинаида спокойно восприняла все это. Не отерев лица от многочисленных капелек желтоватой профессорской слюны, только уклончиво повела в сторону подбородком.
– Не кричи, я отлично слышу, – и опустила руку на его плечо.
– Вот и замечательно. Вели сюда принести. – Зинаида бросила взгляд на молодого визитера. Профессор продолжал: – Я кое-что должен объяснить. Хотя, он уже все понимает, – опять доверительно наклонился к гостю и положил руку на его ладонь. – На самом деле все в ней. Хихикнул и быстро оглянулся на Зинаиду. Та стояла с плотно сомкнутыми губами. Он помолчал и почти с неприязнью сделал слабый женственный жест. – Ну, иди. Иди.
Она сняла руку с его плеча. Обогнула стол и прежним маршрутом, пройдя за спиной гостя, исчезла во мраке.
Гость все больше и больше приглядывался к темноте. Большие стеллажи были заставлены не только книгами, но и деревянными, бронзовыми и каменными фигурками каких-то неевропейского вида фантасмагорических существ. Размер наибольших, смутно темневших на полу по углам комнаты, достигал полутора метров. Поблескивали их инкрустированные глаза. Перламутрово светились гигантские молчаливые раковины. Висели запечатленные на потемневших тканях мандалы. Нигде не замечалось вещей западного изобразительного мастерства. Правда, когда гость мельком обернулся, за спиной его вспыхнула глубоким и даже ранящим золотым блеском огромная древняя икона. Он обернулся еще раз и заметил многолюдную композицию святых, предстоящих восседавшему в небесах Вседержителю, и над Ним огромный раскрытый и никогда, естественно, не закрывающийся глаз. Именно он все время так тревожил гостя, как явственное неотменяемое присутствие за спиной.
– Не вертитесь, – одернул его профессор суховатым голосом.
Приглядевшись, на дальней стене за спиной хозяина посетитель обнаружил длинный ряд оформленных в непритязательные рамочки графических изображений на сероватой бумаге. Обнаженные юноши вполне классического образца местной академической школы. Гость приглядывался. Ему показалось, что это не различные 17 юношей, а один и тот же в различных позах. И обнаружилось, что это вовсе не рисунки, за которые он их поначалу принял, а фотографии. Расстояние и тусклый свет не позволяли рассмотреть антураж, окружающий модель. Вроде бы все съемки были не студийные, а на фоне какого-то чарующего грекоподобного пейзажа и развалин. На одной из фотографий ему привиделись две молодые женщины, стоявшие вплотную друг к другу и пристально смотревшие в сторону наблюдателя. На их лицах покоились легкие обманчивые улыбки. Отдельные прозрачные пряди волос спадали на
