Монстры

сказать
                 Коль угол зренья изменить
                 То будет, мать твою едрить
                 Едрить твою здесь будет мать
                 Такой здесь ужас от меня
                 Крупный

Силы человеческие неземные

1985

Предуведомление

В интересное время мы живем! интересно живем! Говорим, разговариваем! Говори! Говори! – говорю я себе – да не заговаривайся разговаривая! В смысле: и так вот можешь, и эдак! А ты вот какое-нибудь, пусть и чуждое поначалу, чужое, незнакомое, неловкое – возьми на себя, да и неси как крест! А то – и это ему хорошо, и то! Нельзя так! Нельзя! Крест! Крест нужен! Без креста нельзя! Нам без креста нельзя!

                 Вот я сижу необозначен
                 Гляжу в приятный тихий зал
                 И кто бы супротив сказал —
                 Никто! Никто!
                 Но кто это, но кто там плачет? —
                 Кто? Кто!
                 Кто-то и вправду плачет: Аоэоейя! Аоэоейя!
                 Да, да, я узнаю! я знаю
                 Сухотин плачет в Гималаях!
                 Кто-то еще плачет: Аоэоейя! Аоэоейя!
                 А вот мое дитя ребенком
                 На Западе рыдает громко

(и слышатся, слышатся, растут всеобщие рыдания незапланированные, рыдания зала всего! всего зала! вот, вот в Африке кто-то плачет! кто? кто это! да, да, узнаю – Кабаков в Африке плачет! Орлов в Пиренеях! Алексеев в Альпах! Чуйков на Мысе Доброй Надежды или в Китае! Господи! все, все, все, весь зал, весь родной и весь родимый и весь рыдает, и рыдает, и рыдает весь, весь рыдает, рыдает просто!)

                 Я: А что вы рыдаете?
                 ОНИ: Нам жизни, жизни, жизни нет

(рыдают, рыдают они)

                 Я: А что вам, что вам жизни нет?
                 ОНИ: А нам померкнул белый свет!

(рыдают они и бьются, бьются, волосами воздух разметывая!)

                 Я: А что померк вам белый свет?

(и действительно: почему так вдруг ни с того, ни с сего вдруг, сразу, не мерк, не мерк и вдруг померк, везде и вдруг, и везде, и сразу померк, и вдруг!)

                 ОНИ: А у нас душа, душа болит! душа, душа болит!
                 Я: Я слышу!
                 ОНИ: Душа болит!
                 Я: Я слышу!
                 ОНИ: Душа болит!
                 Я: Не надо повторять! я слышу!
                 ОНИ: Но ведь болит! болит! болит!
                 Я: А где, где у вас душа болит?

(с ужасом предвещающим спрашиваю я, а сам сжимаюсь, сжимаюсь, приуготовляясь вроде!)

                 ОДИН: Вот здесь, вот здесь душа болит!

(руками за сердце левое схватываясь – страшно и убедительно!)

                 ДРУГОЙ: Вот здесь, вот здесь болит!

(за живот в муках схватываясь!)

                 ОДИН: Нет, здесь болит!
                 ДРУГОЙ: Нет, здесь болит!

(вперемешку, вперебивку, заглушая друг друга и перелетая друг через друга, восходя друг над другом, взмывая голос свой вверх, к небесам обращенный: нет, здесь! нет, здесь! нет, здесь! нет здесь! нет, здесь! нет, здесь!)

                 Я: Стойте!

(нет, здесь! нет, здесь! нет, здесь!)

                 Я: Сто-о-о-йте!

(нет, здесь! нет, здесь! нет, здесь!)

                 Я: Сто-о-о-о-о-ойтеееееее!
                 Вот, я беру вашу боль на себя!

(О-о-о-о! – кричу я, перегибаясь, переламываясь, схватываясь за раны открывшиеся, кровью сочащиеся, гноем вскипающие – О-о-о-о! – кричу, боль на себя их принимая – О-о-о-о! сгибаюсь, словно свинцом переполненный – О-о-о-о! – держусь и выдерживаю содрогаясь, на колени медленно опускаясь, как столб могучий, взрывом приподнятый, по вертикали обратной медленно опускающийся, тяжесть и мощь, мощь свою удерживающий – О-о-о-о!! – сжимаюсь, сжимаюсь – А-а-а-аоэоейя! – в струну натянутую серебряную и взываю к ним: Идите! Идите! Туда! в зал! вон, зал ждет вас! идите! в народ! Там, там веселие ваше всеобщее! там яснее, в народе, и чище! Оставьте меня! спасайтесь сами! оставьте меня! Идите!! Я беру вашу боль на себя! – и они идут, медленно приходя в себя; во сне сначала как бы, но потом все увереннее, лица их к небу поднимаются, они запевают молодыми и помолодевшими голосами)

                 ОНИ: Мо-ло-деееежь от-ва-гою полнаааа!
                 В на-шеееей стра-неее!

(О, Господи – рыдаю я – вот, вот я взял их боль на себя! и боль Сухотина гималайскую, и боль Овчинникова западную!)

                 ОНИ: Мо-ло-дееежь как сталь за-ка-ле-наааа!
                 В бу-рях в ог-неее!

(и боль Чуйкова недолжную, вон, вон, он улыбается! улыбайтесь, дорогие – Сухотин, давай: ха-ха-ха! смейся! Кабаков, хи-хи-хи, веселей! веселее! вон, Орлов улыбается! Алексеев улыбается! О-о-о-о! – опять взрыдываю я, за раны обнаженные хватаясь, все, все, все, весь зал смеется, веселится, пляшет!)

                 ОНИ: Светлые краяяя! Ро-дина мояяя!
                 Всююю-дууу у те-бя дру-зьяяя!

(– вот, вот я гибну ради них, да они это и понимают, понимают, вон, мне улыбаются приветливо, руки вверх вздымают, поют: