– Никогда? – уточнил Малкольм.
– Не твое собачье де…
Тут он заработал новый шлепок от тети.
– Ну, ладно, может и доносил! – завизжал он.
– Вот же подлый гаденыш! – в сердцах сказала она.
– К кому ты ходил, когда хотел на кого-нибудь донести? – спросил Малкольм, изо всех сил пытаясь сосредоточиться. Голова у него раскалывалась, волны тошноты накатывали и спадали. – Куда ты вчера ходил? С кем ты говорил?
– К брату Питеру. Но я не должен об этом рассказывать.
– Мне плевать, что ты должен, а что нет. Кто такой брат Питер и где ты его нашел?
– Он директор Службы защиты детства по Уоллингфорду. У них там контора в монастыре.
– И он тебя принял, потому что ты и раньше у него бывал?
Эндрю закрыл лицо руками и завыл.
Позади послышались голоса, в них звучало волнение и облегчение. Малкольм обернулся посмотреть, но на него накатила такая тошнота и дикая боль, словно его опять ударили по голове. Он замер, понимая, что малейшее движение головой – и его вывернет наизнанку.
Элис уже была рядом и держала под руку.
– Обопрись на меня, – сказала она. – И пойдем.
Малкольм подчинился, пробормотав:
– Лира…
– Мы знаем, где она, и оттуда она никуда не денется. Тебе пока нельзя двигаться, а не то станет совсем плохо. Вот, садись сюда.
Элис говорила так спокойно и мягко, что Малкольм от удивления позволил себя отвести и не стал сопротивлялся, когда она стала заботиться о нем.
– Мистер Боутрайт пришел в себя, – продолжала Элис. – Он тоже схлопотал по голове, как ты, только хуже. Одри думала, он уже концы отдал, ан нет. А теперь лежи спокойно.
– Вот так, – произнес женский голос. – Дай-ка ему выпить вот этого.
– Спасибо, – ответила Элис. – Так, Мал, садись потихоньку и пей. Только осторожно, оно горячее.
Мал! Она еще никогда его так не называла. И вообще никто. Да он никому бы и не позволил так себя звать – разве что ей. Питье было обжигающее, так что он сумел сделать только маленький глоток. На вкус оно было как лимон – мама иногда давала его от простуды… но тут было что-то еще.
– Я туда имбиря положила, – сказала женщина. – Помогает, когда тебя мутит. К тому же, утоляет боль.
– Спасибо, – едва шевеля губами пробормотал он.
Даже странно, что еще минуту назад у него были силы допрашивать Эндрю.
Он отпил еще немножко и провалился в сон.
Когда Малкольм проснулся, кругом стояла кромешная тьма. Ему было тепло – сверху его накрыли чем-то тяжелым, с отчетливым запахом псины. Он попробовал пошевелиться, и голова, что удивительно, его за это не покарала. Так что он пошевелился еще и даже сумел сесть.
– Мал? – тут же за спиной у него послышался голос Элис. – Ты там как? В порядке?
– Да, кажется.
– Сиди тут. Я принесу тебе хлеба с сыром.
Элис встала – оказалось, что до сих пор она лежала рядом с ним. Все удивительнее и удивительнее. Малкольм лег обратно и стал медленно просыпаться, а вместе с ним просыпались и воспоминания о вчерашнем дне… и ночи. Тут в голове у него вспыхнуло: он вспомнил, что случилось с Лирой, и сел рывком, словно его подбросило.
Элис протягивала ему что-то…
– Вот, бери, – она сунула ему в руку ломоть хлеба. – Он черствый, зато не плесневелый. Яичницу хочешь? Я пожарю, если ты сможешь съесть.
– Нет, Элис, спасибо. Слушай, мы правда… – простонал он и умолк, не в силах продолжать.
– …Боннвиля? – прошептала она. – Ага, правда. Только лучше молчи об этом. Ничего не говори, с ним покончено.
Малкольм попробовал откусить от ломтя, но тот оказался такой черствый, что зубы опешили, столкнувшись со столь серьезной задачей. Не говоря уже о голове, которая опять заболела. Тем не менее, он не сдался. Рядом снова возникла Элис с кружкой чего-то крепкого и соленого.
– А это что такое?
– Какой-то бульонный кубик… Не знаю. Пей давай, тебе полегчает.
– Спасибо, – он сделал маленький глоток. – А давно уже ночь?
– Нет. Стемнело не так уж давно. Там, снаружи, люди – браконьерствуют или что-то вроде того.
– А Эндрю где?
