Нет, не пойдет…
— Что пригорюнился? Али сделал уже все, что я говорила?
Баб Ядзя подошла тихо — ни одна доска в капризном полу и не скрипнула. Влади посмотрел на бабку снизу вверх, вздохнул — а потом решился.
— Баб Ядзя… А вот если бы тебе кое-кому надо было что-то подарить за помощь — ты бы что подарила?
Она задумчиво оперлась плечом на дверной косяк.
— Уж и не знаю. Смотря какому человеку и за какую помощь.
— Найти он мне помог кое-что, — Влади уставился в пол и закончил совсем тихо: — И он, может, очень странный человек…
— Вот оно что, — протянула баб Ядзя. — Ну, ты сегодня карасей наловил. Вон они, в ведре плещутся. Их и отнеси — чем не подарок? Только сырых несподручно дарить как-то. Давай-ка мы из них пирог сделаем?
— Давай, — у Влади от сердца отлегло. — А что мне надо делать?
— Ну, перво-наперво ты тех карасей почисть. Потом луку с тобой нарежем для начинки и тесто замесим… Ты иди, а я пока печь затоплю.
С пирогом управиться получилось только к ночи. Баб Ядзя, укладывая гостинец в корзинку, несколько раз переспросила:
— А точно тебе сейчас идти надобно? Может, утром? Утро вечера мудренее.
Но Влади только головой мотал упрямо. Боялся, что если теперь не пойдет, то до завтра всю решимость растеряет.
Перед выходом выбирать пришлось, что взять — клюку бабкину или фонарик, вторая-то рука с корзиной занята была. Безоружным совсем в такое змеиное место идти — страшно. А с другой стороны, что та палка против Змея? Так, тростиночка. Он, вон, какой сильный… А вот без с фонаря в потемках можно так с горы укатиться, что костей потом не соберешь.
Так что пошел в итоге Влади с фонариком в одной руке и с корзиной — в другой.
Сердце колотилось, как сумасшедшее, а в висках нудно тумкали невидимые молоточки.
Дорога, которая в прошлый раз показалась длинной, в этот за один вздох промелькнула. Влади даже подготовиться мысленно не успел, как выскочил с тропки на поляну перед алтарным камнем.
Полная луна была в зените, и холодный свет заливал все вокруг. И узколистные травы, колышущиеся, как от ветра; и красноватые еловые стволы, прямые, будто по линейке выровненные; и дыру-колодец, и черных гадюк, играющих на прогалине, и алтарный камень — и желтоглазого парня, развалившегося на камне, что твой кот.
— Пришел таки… — довольно зашипел голос у Влади над ухом. — Показывай, что принес.
— П-пирог, — от волнения Влади заикаться начал.
Странный парень с интересом приподнялся на локтях. Черный язычок трепетал между губ.
— Пирог? Ну-ка, поди сюда.
Влади, склонив раскалывающуюся от боли голову, послушно шагнул вперед. Когда подошел совсем близко, змей перегнулся через выступ, сцапал его за шкирку и легко, как игрушечного, втянул наверх, на теплую каменную площадку. Усадил рядом с собой — и требовательно руку протянул:
— Давай пирог.
Негнущимися пальцами Влади развернул полотенце и вытащил из корзины пирог — еще теплый, ароматный с хрустящей корочкой. Змей заурчал и сощурился.
— Вот, — Влади протянул подарок на полотенце. — Это… — запнулся, не зная, как к змею обращаться. Но «на вы» его звать как-то совсем глупо было, поэтому решился сфамильярничать: — Это тебе. За помощь.
Змей гибко наклонился к пирогу, обмахнул корочку черным языком — и заурчал громче.
— Пополам.
Влади вздрогнул, не сразу поняв, что это змей говорит.
— Что?
— Пополам давай, — повторил тот, усаживаясь по-турецки, и забрал пирог и разломил на две неравные части. Четвертушку сунул Влади обратно в руки, а остальное оставил себе. — Ешь.
Влади куснул корочку — вроде вкусно. Ну, да еще бы было невкусно, если пекла сама баб Ядзя, со свежевыловленными карасями, с луком, с травками всякими с огорода…
— Чего морщишься? — требовательно спросил змей, откладывая в сторону свой изрядно подточенный уже пирог. — Не нравится?
Так спросил, как будто это он Влади угощал, а не Влади его.
— Голова.
— Что голова?
— Там эта, вегетисто-сосудная… сегетно-сосудистая… В общем, болит, — честно признался Влади. — Спасибо… я сейчас немного посижу и доем.
