— Он по-русски не говорит, — ляпнула я. — Только по-английски.
— Ничего страшного!
Врачи совещались минут пятнадцать, а я все это время не знала, на каком свете нахожусь. Наконец пенджабец вернул мне телефон. Я дрожащими руками приложила его к уху.
— Слушайте меня внимательно, Вероника Андреевна, — велел кардиолог. — Мы с коллегой обсудили ситуацию. Могу вас обнадежить: хотя клиническая картина схожая, возможно, тут не кардиогенный шок, а что-то не столь опасное. Поставить точный диагноз на расстоянии я, увы, не в силах, но…
Тут у телефона села батарейка. Я поставила его на зарядку, чуть не рыдая от бессильного отчаяния. Увы, в тогдашнем состоянии не сразу сообразила, что могу позвонить в Склиф с собственной мобилки, вбив в нее номер из телефона Виктора.
До столь очевидного решения я додумалась, лишь когда к нашему бунгало наконец подъехал реанимобиль из Коломбо. К счастью, дождь уже закончился, хотя небо все еще оставалось затянуто тучами.
Виктора погрузили в машину, я села рядом с ним. Как только реанимобиль отправился в путь, я снова набрала номер Золотоношского. Уже знакомый голос Михайлова ответил сразу же:
— Как хорошо, что вы позвонили, Вероника Андреевна! Есть новости. Мы переговорили с посольством. Вас с Виктором Петровичем отвезут из больницы в аэропорт, как только туда прибудет наш самолет. А теперь слушайте меня внимательно…
Большую часть вещей — и моих, и Виктора — я оставила в номере: они все равно были куплены нами уже на Шри-Ланке. Захватила лишь свою сумочку, драгоценности и дипломат с ноутбуком и документами Виктора.
В Коломбо нас сразу же отвезли в очень хорошую больницу. Там мы — Виктор в реанимации, я рядом с ним — провели несколько часов до прибытия самолета из России.
Это действительно оказался спецборт: там даже можно было проводить сложные операции.
Меня провели в одну из кают для сопровождающих, а Виктора подключили к системе жизнеобеспечения. Но, хоть я и не видела любимого сейчас, он все равно неотступно стоял у меня перед глазами — такой, каким был в реанимобиле: бледный до синевы, осунувшийся, дышащий с помощью аппарата искусственной вентиляции легких. Я видела ЭКГ Виктора; расшифровать ее, конечно, не могла, но в изломанной зубчатой линии ощущалось что-то тревожное.
Лишь в Москве я узнала, что во время перелета Виктор пережил клиническую смерть. Подозреваю, это случилось, пока еще самолет оставался на Шри-Ланке, — в тот самый момент, когда я получила от любимого эсэмэску. Да, находящийся на грани жизни и смерти Виктор прислал мне эсэмэску! Нажав на клавишу приема и увидев имя отправителя, я испугалась до жути. Чуть мобилку не выронила.
Лишь немного придя в себя, поняла, что эта эсэмэска была настроена с помощью таймера: если автор не отменял ее отправку, послание уходило к адресату. В то утро Виктор ничего отменить не мог, и эсэмэску мне доставили.
Дрожащей рукой я открыла сообщение. Там оказалась ссылка, по которой я перешла на незнакомый сайт — не сомневаюсь, взломать его не смогли бы даже самые крутые хакеры мира.
Открывшаяся мне страница сайта оказалась письмом:
Вероника!
Если ты читаешь эти строки, значит, со мной случилось то, чего я давно жду. Надеюсь, ты понимаешь, почему я никогда об этом не говорил.
Ты, по-моему, считала, что я хочу помочь тебе, чтобы быть с тобой. Я сам тебе так сказал — и слукавил.
Для того чтобы тебя любить, мне не нужно было тебя менять. Признаюсь единственный раз в жизни: я полюбил тебя в первый же миг нашей встречи в коридоре Склифа. Знал, что ты, скорее всего, причастна к несчастью с Васькой; знал, что ты можешь быть опасна, — и ничего не мог с собой поделать. Думал о тебе постоянно, считал часы до новой встречи. Пытался понять, почему так произошло, — но не смог. Наверное, никто из тех, кто любит по- настоящему, не знает причину своей любви. Любовь просто приходит — и все.
Мне очень хочется быть с тобой, Ника. Мне с тобой хорошо и спокойно. Я хочу жить, когда ты рядом.
До встречи с тобой я думал, что жить мне незачем, поэтому почти с радостью принял свой диагноз. А когда понял, что снова отчаянно хочу жить, изменить уже ничего было нельзя. В моем теле заложена мина замедленного действия — аневризма. Рано или поздно она убьет меня — причем скорее рано, чем поздно, поскольку неизлечима. Так что мое счастье — счастье, которое ты мне подарила, — будет очень коротким. Но разве время имеет значение, когда любишь?!. Я от всей души, от всего сердца благодарю тебя за все. Спасибо тебе за то, что ты именно такая, какая есть.
Вероника, я знаю, как ты относишься к себе. Точно так же я сам относился к себе совсем недавно. Не повторяй моей ошибки, пожалуйста! К сожалению, насколько жизнь хороша, понимаешь лишь тогда, когда уже поздно что-то менять. Поэтому я хочу попросить тебя об одном. Если ты хоть немного любишь меня — пожалуйста, не вздумай хоронить себя после моего ухода! Я уверен: ты исполнишь мою последнюю просьбу. Я знаю, у тебя в последнее время появились друзья; есть животные, о которых ты заботишься, — ни в коем случае не бросай никого из них, слышишь?! Я хочу, чтобы ты
