— А то, — ответила она. — И это, и не только. Однажды, милый, я мозги нашего Лорда в руках держала. Ну, ты болтать станешь или делом займемся?
Я вернулся в медлаб и застал там всех, кроме Джинна. Неудивительно — я знал, что Апистия собирается внедрить ему имплантат-компьютер. Не так давно все кураторы заменили свои старые имплантаты на такие, как сейчас ставят Джинну. Я даже спросил у Нааме, можно ли мне такой же, но она ответила, что имплантат сначала надо вырастить, а мой пока еще подрастал. Она привела меня в лабораторию — не ту, в которой мы проходили практические занятия, а ту, что располагалась на орбитальной станции (иногда мы летали туда, чтобы… уединиться, ну, вы понимаете). Там, среди криогенных шкафов и стеллажей, на столах стояли колбы Фишера разных размеров. Колб было довольно много, и в некоторых росли те самые имплантаты. В другой части трудились роботы, монтируя микросхемные элементы в живую ткань.
В лаборатории имелись две двери сейфового типа, покрытые предупреждающими надписями. Я спросил, что там.
— Много будешь знать — скоро состаришься, — ответила Нааме. — А ты меня молодым вполне устраиваешь. — Но затем согласилась: — Ладно, пойдем, сам напросился.
Она открыла дверь, пропуская меня вперед. В камере царил холод, причем сильнее, чем в окрестностях базы. Он пробивался даже сквозь термозащитную ауру, спасавшую открытые участки — лицо и руки, ведь ни шлема, ни перчаток на мне не было.
А вокруг на стеллажах лежали органы. Руки, ноги, глаза, сердца, почки… Зрелище вызвало бы тошноту у более впечатлительного человека, но я, к счастью, ничем таким не страдал.
Нааме подошла к столику, где на блюде лежало сердце, и взяла орган в руки.
— На вид просто кусок мяса, — сказала она, прикрыв глаза. — На деле же — путь к бессмертию и практически божественному могуществу. Что такое тело? Не больше чем костюм для души. Но мы благоговеем перед ним, холим его и лелеем… Мой учитель некогда отказался считать человеческое тело священным, за что был заклеймен и проклят. Но чем сейчас живет человечество? Органы печатают на 3D-принтерах по технологиям Ройзельмана, кибернетические имплантаты создают по схемам, являющимся модернизацией проектов Ройзельмана, и соединяют через интерфейс, разработанный Ройзельманом. У них не хватает ни смелости, ни фантазии, чтобы шагнуть дальше: они либо слепо копируют природу, либо заменяют природные органы механическими аналогами. Но есть и третий путь…
Она поднесла сердце к моему лицу:
— Посмотри. Видишь? Вот здесь и здесь — специальные органы, контролирующие толщину стенок и тонус мышц околосердечного мешка. Вот эти железы запускают процессы восстановления разрушенных областей, а вот эти — насыщают кровь различными специальными частицами. А контроль осуществляет вот этот узел, на самом деле — маленький мозг. И это лишь то, что лежит на поверхности. Мы совершенствуем органы тела, потому что не боимся менять одежду, тогда как человечество трясется над ней, предпочитая ставить заплаты на лохмотья, в которые превратились их некогда роскошные одеяния. Мы можем победить старость и даже смерть — но лишь в том случае, если откажемся от идолопоклонства перед своей плотью. Plus grandir pour pas mourir, pas sufrir[67]— извечная мечта человечества, от которой его отделяет собственная трусость!
— А могущество? — спросил я. — При чем здесь оно?
— В нас заложено намного больше, чем мы думаем, — ответила Нааме. — То, что вы называете «сверхспособностями». Ты видишь, насколько они усилились после того, как ты сделал татуировку? Но с новым телом даже это покажется тебе детскими шалостями. Возможности велики, но справятся не все.
— Как, по-твоему, я смогу? — спросил я ее.
Она улыбнулась:
— Если бы я не верила в это, то не стала бы спать с тобой, Бракиэль.
— Слышь, — спросил Призрак, стараясь не смотреть на меня, — не в курсе, чего Апистия там с Джинном валандается? Со мной она быстрее разобралась.
— Тебе только татуировку делали, — ответил я. — А Джинну еще и имплантацию.
— Зачем это? — насупился мой извечный оппонент.
— Видимо, потому, что ему предложили, — произнес я. — А он не отказался. Мы ничего насильно не делаем.
— Мы? — переспросил он. — С каких это пор ты стал куратором? Я думал, ты один из нас.
— И относился ко мне соответственно, да? — спросил я. — Знаешь, человек рано или поздно становится таким, каким его видят окружающие. Я вам ничего плохого не сделал, но вы меня не принимаете.
— Ты говоришь как Лорд, — сказал Призрак.
— Аминь, — ответил я. — Если ты считаешь, что я похож на Лорда, я польщен. Лорд человек достойный.
Тем временем двери медлаба открылись и вышел Джинн в сопровождении Апистии.
