Когда я впервые увидел картину художника Ге с Петром и его сыном Алексеем, мне больше всего запомнился пол в шахматную клетку. Некоторое время я мечтал, чтобы и у нас был такой же пол. Но он был не такой. Он был дощатый, крашенный коричневой масляной краской. Очень скучный. Такой же был и в школе.
8
С моим шведским приятелем мы гуляли по Стокгольму, и я, не помню почему, спросил его, есть ли у них в Швеции кто-нибудь наподобие наших скинхедов. Он сказал, что мало, но есть.
«А что они делают?» — спросил я. «Да ничего особенного, время от времени они собираются у памятника Карлу XII и что-нибудь скандируют. Потом расходятся по домам или идут пить пиво». — «А почему именно у этого памятника?» — спросил я. «Ну, он считается у них признаком всяческой мужественности. Он же последний из королей, кто воевал».
9
Когда я впервые увидел валявшийся в траве на дачном участке теннисный мячик, я принял его за сырую картофелину. Взяв его в руку, я понял, что это не картофелина.
А слово «теннис» я знал тогда лишь как основу слова «тенниска». Это была такая летняя шелковая рубашка на молнии. Цвета были: розовый, голубой, салатовый.
10
Когда-то я умел свистеть в надорванный листок подорожника. Получалось громко, хотя и ужасно неблагозвучно. Потом это искусство куда-то исчезло. Хочется думать, что оно сменилось другими, более полезными. Хотя вряд ли.
11
У Смирнова было огромное количество пробочек от одеколона. Разных цветов — голубые, красные, зеленые. Из них он формировал полки и дивизии, и мы часами играли в сражения.
Странно, но я никогда не задумывался о том, откуда у него так много этих пробочек.
Чуть позже выяснилось, что их домработница тетя Лида ежедневно покупала в аптеке флакон одеколона, выпивала его, а пробочки отдавала Смирнову.
