– Старая песня. Нерлиты вдруг подумали, что там лежит их Спящий, а южане заподозрили, что там можно разжиться новыми лигурами.
– Так что в годы Наилтиндора даурхатты – все до единого – были изучены.
– А чтобы не нарушать старый указ, решено было поступить очень мудро. О-очень! – Охотник с улыбкой посмотрел на меня.
– Стены просто сломали, – догадался я.
– Молодец! Звание главного умника остается при тебе! – Громбакх задорно хлопнул себя по колену. – Стены раздолбали так, что и камней не осталось. Приближаться было не к чему, значит, и закон уже никто не мог нарушить.
– Мечты Бауренгорда сбылись, – вздохнула Миалинта. – Что бы это ни значило. Впрочем, некоторым стенам повезло. Как в Лаэрнорском лесу. За долгие века лаэрнорскую стену порядком занесло землей. Она заросла так, что теперь больше похожа на скальные останцы. Ее ломать не пришлось.
– Сейчас люди и позабыли, где эти самые даурхатты находились, – добавил сидевший напротив меня Теор.
Он истекал потом. Часто поправлял влажные, липнувшие к лицу волосы, но отказывался даже ослабить ворот. О том, чтобы расстегнуть костюм или хотя бы распустить завязки на рукавах, он, кажется, и не помышлял.
Миалинта платком промокала шею. Всегда сопровождавший ее запах червоцвета и адельвита тонкими струйками пробивался через дымные ароматы потняцкой. И этот запах был куда приятнее того, что сейчас источал охотник; я предпочел сдвинуться по лавке поближе к Миалинте. Рукава я засучил, и наши локти уже несколько раз соприкасались. Я чувствовал тепло ее кожи. Миалинта, кажется, не обращала внимания на эти прикосновения.
Слушая рассказ о даурхаттах, я следил за тем, как приподнимается кончик ее прямого носа. Черные лицевые сигвы при свете жаровней напитались карминовыми оттенками. Светлая кожа потемнела. И только волосы фаита совсем не изменили своего цвета – оставались все такими же ярко-золотыми. После того что случилось в Багульдине, Миалинта их подровняла и так сделала совсем короткими. Сейчас не верилось, что не так давно у нее были черные волосы, которые по красоте и длине могли бы поспорить с волосами Эрзы.
– Стен нет, – кивнула Миалинта. – Ни камня. Все, чтобы соблюсти закон Ниалама. Как ойгура его чтут не особо, однако он был сыном Эрхегорда.
– И что тут плохого? – не понял я.
– В том, что его не особо чтут?
– В том, что границы даурхаттов стерлись.
– Ха. – Громбакх ткнул меня в плечо. И дальше говорил пискляво, дергано – как мог, подражал Птеарду, которого сам никогда не слышал и о голосе которого знал только по моим словам. – А народ нынче пошел нервный. Воспитуешь, воспитуешь, а толку? Вот, где мой сын? Кто его сожрал? Ты? А ну давай кишки показывай, где мой мальчик?
– Кстати, где? – Я без улыбки посмотрел на Теора.
– Я уже сказал, – протерев лоб рукавом, Теор подтянул к себе корзинку с лепешками. На его худом бледном лице припухший нос выделялся, словно ночник на свежей скатерти. – Вайрик мой друг. И да, я помог ему сбежать от Птеарда.
– По Старой дороге?
– Это был единственный шанс. На тракте нас бы поймали люди Птеарда. И стражники.
– Стражники? – удивилась Миалинта.
– Новый комендант Целиндела – племянник Птеарда.
– Любопытно. Не знала.
– Когда отец выродок, вариантов остается немного.
Все, даже Тенуин, с удивлением посмотрели на Теора.
– А наш паучок умеет не только словеса плести. Если что, может и какахой по морда?м. – Гром поднял с пола кувшин с хмелем. Наполнил свою чашу и чашу Теора. – Выпей. И скажи, где теперь твой Вайрик.
– Не знаю.
– Хорошие друзья.
– Где-нибудь в Лощинах Эридиуса. Открыл свою птичью лавку. И живет себе спокойно, без Птеарда. Как сын, он ему никогда не был нужен. Вайрик – птицелов. Один из лучших. Вот и все. У Птеарда пятеро детей. И все давно разбежались. Он и рад, что никому не надо помогать. А Вайрика держал. И переживает теперь только из-за убытков.
– «Где-нибудь в Лощинах Эридиуса»… – повторил я. – Помог ему сбежать, а он даже не сказал, куда поедет?
– Я не спрашивал. Захочет, сообщит. Для него главное – порвать с прошлым. Я вас не обманываю. Если б обманывал, назвал бы и город, и улицу, и номер дома.
– Логично, – кивнул я. – Только я не говорил, что ты врешь.
– Странно, да? – Громбакх отставил пустую кружку. – Уже столько треплет, а еще ни разу никаких «господ», никаких «друзей». Выкает, правда. Значит, надо было сильнее бить, может, и выкалка отключилась бы.
– Господа, послушайте…
