– Ну, началось…
– …мне, правда, неприятно, что я втянул вас в эту историю. И не забывайте, тут есть и ваша вина.
– Чего?!
– Я знал, что не все в Целинделе мне рады. Знал, что могут быть трудности в… общении с некоторыми весьма уважаемыми людьми…
– Это ты про меня, что ли?
– Поэтому не хотел идти в Заложный дом. Знал, что нас могут увидеть те, кто видеть не должен. Но вам непременно захотелось получить обходной залог, будто…
– Тебя пасли от Ноиллина, – напомнил Громбакх.
– Стражники, да. И от них как раз проблем не было.
– Прыгать в окно из таверны – не проблема?
– Прыгал только я. Вас же побеспокоили вежливыми вопросами, не более…
– Эй! – Я оживился и постучал себя по груди. – Прыгал не только ты.
– Вас, – Теор помедлил, не то сдерживая раздражение, не то подыскивая слова, – вас преследовали люди Птеарда, который узнал о моем присутствии в городе только потому, что мы с вашими недоверчивыми друзьями разгуливали по Заложному дому. Но в любом случае, уверен, назначенная оплата вполне оправдывает даже такие сложности.
– Птеард сказал, что Вайрика ты увел сорок восемь дней назад, – промолвил Тенуин.
Он умел говорить тихо, без призыва или гнева, но так, что все сразу обращали внимание на его слова.
Следопыт почти не ел. Лишь сварил себе кусок мяса, а потом ограничился прожаренным пустольдеем и речными гребешками. Сейчас он как раз неторопливо разделывал на столе один гребешок.
– То есть твой брат пропал одновременно с Вайриком? – удивилась Миалинта.
– Нет. – Теор заправил за уши влажные пряди волос и пальцем оттянул тугой ворот. – Я проводил Вайрика за две недели до этого.
– Сорок восемь дней, – прикинул Гром. – Значит, где-то в середине аргул[10]. То есть два месяца назад. И твой брат…
– Ваш любимый старик, которому вы доверяете больше, чем мне, ошибся.
– Он мог ошибиться в чем угодно, – заметил я. – В выборе костюма. В выборе наемников. Но уж точно не в подсчетах. Уверен, в его книгах посчитано каждое перышко. И каждый день убытков, которые, как ты говоришь, ему принесло исчезновение Вайрика.
– Давайте закончим это обсуждение. – Теор стал потеть еще больше.
– Забыл добавить «господа». – Охотника забавлял наш разговор.
– Не знаю, какие дни считал Птеард, что он себе напридумывал. Вайрик в безопасности. И никакого отношения к моему брату не имеет.
– Но твой брат пропал именно в середине аргул, ведь так? – спросил я.
– Илиус ушел из дома в девятый день аргул, если вам нужна точная дата. Только она ничем не поможет.
– И повел ты своего Вайрика по Старой дороге, – задумчиво протянул Громбакх. – Которая идет через руины Авендилла.
– А еще она сворачивает в Усть-Лаэрн, из которого можно перебраться на Кумаранский тракт.
На это возражений ни у кого не нашлось. Какое-то время все молчали. Вылавливали из желоба последние корни и кусочки мяса. Допивали остатки хмеля. Слушали приглушенные голоса других посетителей и как шипит догорающий брок в жаровне под нашим столом.
Щелкнуло сквознячное окошко. Половой, не выпуская багор, остался у стены. Я только сейчас заметил, что дым над головой даже не колышется – прогнулся, будто навес, полный дождевой воды, и переливается отсветами огня из нашего светильника.
Ночь затягивалась, а мы еще толком не обсудили планы. Но обсуждать их сейчас, после еды и хмеля, особого желания не было.
Окошко щелкнуло вновь, и я наконец спросил:
– Так что плохого в том, что границы даурхаттов стерлись?
Миалинта оживилась. Вновь промокнула без того влажным платком шею, опустила его за окантованный синими полосами ворот, прошлась под ключицами. Отпила ягодной настойки и, вздохнув, продолжила прерванный рассказ:
– С тех пор как лигуры стали меняться, по Землям ползут страхи. Люди боятся. И боятся больше, чем следует. Всякий раз, как где-нибудь начинается что-то странное, начинают говорить…
– Что именно в этом месте находился даурхатт, – догадался я.
– Да. Лезут в архивы, копают землю, надеясь найти хоть какой-то след от каахнерских стен и так доказать свою правоту. Самое смешное, в наши дни так часто именно даурхатты обвиняют в смертях людей, падеже скота, вырождении целых сел и даже городов, что их набралось бы десятка на три, когда их всего одиннадцать.
– Двенадцать, – возразил охотник.
