– Ойгур ошибся, – продолжала Миалинта. – Два гвардейских створа – плохой выбор. Нужно было отсылать целое крыло или крохотный отряд с каким- нибудь захудалым десятником.
– Крыло успело бы подавить первые ростки мятежа, – догадался я. – А смерть крохотного отряда с захудалым десятником легко замять. В обоих случаях был шанс избежать восстания.
– Вот тебе и даурхатт. – Миа едва улыбнулась. – Точнее, один из них. Говорят, теперь южане пробуют копать и на других участках. Верят, что вся пустыня лежит на одной гигантской Яшмовой долине. Ведь ее пределов так и не нашли.
– Под другими даурхаттами не пробовали копать?
– Ха! – Громбакх едва оторвался от большой, сочной буурзы.
Кроме него, к ним никто не притронулся. Охотник же, будто просидевший в тюремном глоте целую неделю, а потом на пустой желудок совершивший двухдневный марш по гористой местности, жадно кусал мягкие хлебные бока каждой новой буурзы, запрокинув голову, выпивал мясной сок и с жадностью раздирал их зубами. Впрочем, последние буурзы он уже не съедал, ограничивался тем, что, шипя, выпивал горячий сок. – Мало ли всяких тупоклювых фанатиков! Давно перекопали, где могли.
– Может, и так, – согласилась Миа.
– Хочешь проверить? Купи себе пашню, натаскай туда камней, покричи с холма: «Каахнеры! Это их камни! Тут даурхатт!» И ложись себе спать. Утром увидишь – вся пашня перепахана в лучшем виде. Никаких мулов не надо.
– Это ты про нерлитов? – спросил я.
– Да хоть бы и про этих. Мало ли тут всякой шушни.
– Для вас нерлиты – шушня? – спросил кто-то из-за спины.
Все, кроме Тенуина, вздрогнули. Громбакх даже кинул руку за спину, под лавку, куда обычно ставил топор, – забыл, что оружие мы сдали половому.
– Эрза, – улыбнулась Миалинта.
Я резко опустил руки на колени. Стал спешно расправлять рукава, чтобы спрятать браслет.
– В добрую Гунду.
– Мы заканчиваем. Думала, ты с утра появишься.
Перед нами в самом деле стояла Эрза. В легкой безрукавной гальоне, с двумя крепкими косами, опускавшимися из-под капюшона на грудь. С черными перчатками на кистях. Тонкие руки были обнажены до самых плеч. Шелковая ткань гальоны плотно облегала тело, и можно было подумать, что под ней ничего нет. Только нюллы с широкими складками брючин и креплением чуть выше колен. Необычное одеяние для этих мест. Значит, приехала в закрытой карете.
– Время не терпит.
– И давно ты здесь караулишь? – буркнул Гром.
– Приехала, как смогла.
– Ты не ответила.
– Вот.
Эрза достала из-за спины какой-то свиток. Положила на стол перед Миалинтой – для этого наклонилась между нами. Я почувствовал уже знакомый аромат. Смесь черемухи, сирени и другого, на удивление сладкого и приятного цветка.
Это был не свиток. Два листка. На каждом – по одному изображению, отпечатку ладони и сигве.
– Плохо, – нахмурилась Миа.
– Время не терпит, – повторила Эрза.
– Что там? – Теор привстал.
– М-да… – вздохнул Громбакх. – Дело становится интересным.
Это были исковые вестницы. «Тридцать вольмарских золотых за живого. Семнадцать – за мертвого. В доказательство принести тело или его часть – в сохранности, достаточной для опознания». И мой схематичный портрет с большим искаженным носом и чересчур высоким лбом, но в остальном верный.
– Это точно я?
– Если судить по носу… – протянул Гром, – то вряд ли.
– Вот и я так думаю.
– Он у тебя куда больше.
– Очень смешно.
– Тридцать вольмарских золотых. – Эрза улыбнулась мне. Под коротким капюшоном сейчас хорошо просматривалось ее лицо. На лбу и висках блестел пот. – Неплохо для хангола, едва появившегося в наших краях.
– За меня пятьдесят! – с печальной улыбкой промолвил Теор. На второй вестнице значилось его лицо, нарисованное куда более точно. – Даже не знаю,
