Шуруп часто думал о том, что только перестроечная разруха, практически уничтожившая производство и обрекшая на безработицу тысячи работяг, дала шанс выжить хоть кому-то. Работай промышленность так, как раньше – город превратился бы в одно большое озеро оплавленного щебня и бетона от поселка Юбилейного на юге до станицы Луганской на востоке. Впрочем, и без того хватило.
Патронный завод, авиаремонтный, засекреченный по самое не могу «сотый», пахавший на оборонку – сосредоточенные в одном месте стратегические предприятия предопределили судьбу окраин. Несмотря на то что последние десять лет предприятия эти работали едва ли на пять процентов былой мощности. Район автовокзала, по словам «восточников», превратился в одну большую воронку. Да и южным кварталам досталось неслабо. Возвышенность, высокие здания, поле за ними – по югу ударная волна с двух сторон прошлась, от аэропорта и от промзоны.
А вот их «Лугансктепловозу» повезло. То ли
На завывшую сирену поначалу никто не обратил внимания. Только выругался кто-то, мол, опять дурью маются. Люди зашевелились, лишь когда в цех влетел мастер с перекошенным от ужаса лицом и, срывая голос, проорал, чтобы все спускались в убежище. И то никто не воспринял угрозу всерьез. Когда земля затряслась и раздался дикий грохот, а свет, мигнув, погас, люди, укрывшиеся в заводском бомбоубежище, начали что-то понимать. А когда Пашка спросил у отца, что теперь будет с мамой, он впервые в жизни увидел, как старый технарь плачет.
Шуруп мотнул головой, отгоняя воспоминания. Скоро начнет темнеть, и на охоту выйдут ночные хищники. А ему еще через речку перебираться и до цехов идти.
В «Китайскую стену» Шуруп забрался случайно. Он шуровал на СТО, когда заметил целые стекла на третьем этаже. Целые стекла означали, что квартира внутри не пострадала. А это, в свою очередь, значило, что там есть чем поживиться.
Вот в этой квартире ему и пришлось просидеть почти три часа, судорожно сжимая в руках автомат и слушая, как что-то кряхтит и топает на лестнице. Не радовал ни десяток лампочек, обнаруженных в кладовой, ни три килограммовых пакета гречки в вакуумной упаковке. Он думал только о том, что еще немного – и он не успеет в седьмую больницу. А успеть туда очень надо. Слишком многое от этого зависит.
В больницу он попал. И даже нашел там то, что было нужно. Но время было упущено, и вернуться до темноты он не успевал. И раньше-то от переезда до «тепловоза» пилить с полчаса быстрым шагом нужно было, а сейчас – так все два. Если ничего не случится по дороге.
Отдышавшись, Шуруп встал и направился дальше. Еще немного – и он на месте. Вон уже крыши цехов виднеются. Только через реку перебраться.
Река Лугань, пренебрежительно именуемая местными Луганкой, будто решила отомстить за это пренебрежение. Где-то выше по течению рвануло плотину, и из невзрачного ручейка Луганка превратилась в бурлящий поток, стремительно несущий свои темно-зеленые воды в Северский Донец. Сюда десятилетиями сливали отходы раскиданные по берегам фабрики предприятия. Но если раньше мутная вода лишь вызывала отвращение, то сейчас она стала опасной. То и дело в воде мелькали крупные белесые спины. Знакомиться с их обладателями Шурупу не хотелось.
Стараясь ступать как можно аккуратнее, Шуруп шел по краю обрушенного моста. Рвануть мост пришлось самостоятельно, когда одуревшие от постоянных набегов мутантов соседи решили устроить небольшой передел. И если бы не военные, пришедшие еще тогда, двадцать лет назад, из части на «Городке» тремя бэтээрами и двумя кунгами, в которых жались, неуверенно тиская автоматы, зеленые срочники, – передел бы удался.
А так – несколько очередей из ПКТ, демонтированных с броневиков и установленных в укрепленных дотах на втором этаже цеха, отбили у соседей интерес к убежищу под «Лугансктепловозом» раз и навсегда. Правда, если бы люди, пришедшие с развалин центра, знали, что на те очереди были потрачены едва ли не последние патроны, – кто может сказать, как обернулась бы ситуация?
Тогда-то вояки и настояли на том, чтобы разрушить мост. После недолгих прений их поддержали. Толку от автомоста, если ездить все равно некуда? А пешком… Пешком всюду перебраться можно.
Шуруп нагнулся, держась за перекладину металлоконструкции, и пошарил под полотном у провала. Постороннему вряд ли пришло бы в голову что-то искать там, потоптался бы – да и ушел. А вот Шуруп быстро нашел крюк с наваренной на него перекладиной, от которой в мутную воду уходили два металлических троса. Напрягшись, сталкер снял его со скобы и потянул вверх.
Из воды показалась нехитрая конструкция перехода. Изо всех сил натянув тросы, Шуруп налег всем телом и накинул крюк на подготовленную скобу. Над рекой, параллельно друг другу, натянулись два троса. Один – под ногами, второй – на уровне груди. Закинув автомат за спину, сталкер аккуратно ступил на шаткую переправу, взявшись за верхний трос руками в перчатках.
Тросы раскачивались, и приходилось делать совсем маленькие шаги. В противном случае амплитуда колебаний увеличивалась, и слететь в воду было как два пальца… об асфальт. Поэтому на то, чтобы преодолеть двадцать метров провала, Шуруп потратил не меньше десяти минут, в течение которых он был беспомощнее, чем когда-либо. Но времени на то, чтобы делать крюк и обходить завод с другой стороны, где переправиться было проще, не оставалось.
Добравшись до «своей» половины моста, сталкер секунду постоял, наслаждаясь твердостью и незыблемостью бетона под ногами, потом отстегнул крюк с этой стороны и аккуратно поместил его под мост. Тросы ослабли, погрузились в воду, и вот со стороны уже и предположить нельзя, что тут можно
