Она недоуменно посмотрела на него:
– В чем дело?
– Ты обратила внимание, что вчера, когда Вичету проклял нас, вокруг не было ни единой живой души? Значит, все знали, что произойдет. И прятались. Они не пришли, чтобы нас предупредить. Я имею в виду Камилу и ее бойфренда, ради которых мы, между прочим, столько раз рисковали жизнью.
– Они могли и не знать, – задумчиво произнесла Морин. – Если не ошибаюсь, они собирались на озеро…
– Хорошо. – Быков наклонил голову в знак согласия. – Допустим. Тогда почему они не проведали нас потом, когда мы без сил валялись на полу? Почему не принесли хотя бы воды?
– Ну… наверное, им запретили.
– Наверное. А они послушались. Скажи, Морин, как бы ты поступила на их месте?
– Не знаю, – неуверенно произнесла она.
– А я вот знаю, – жестко сказал Быков. – Я бы ни за что не оставил их в беде. Не предал бы своих.
Морин взяла его за руку:
– Нельзя быть таким категоричным, Дима. Помнишь, что сказано в Евангелии? Пусть тот, кто без греха, бросит камень первым.
Быков хотел согласиться, но не смог. К обиде на Камилу примешивалась ревность. Он все еще злился на нее за то, что она променяла его на Виктора, и к тому же испытывал инстинктивную неприязнь к этому человеку. Было ли это порождено одной только ревностью? Пожалуй, нет. Виктор казался Быкову фальшивым и самовлюбленным, ему нельзя было доверять. Постоянная рисовка, картинные позы, неискренние улыбки. Нет, такие люди никогда не нравились Быкову. Слишком они хотели вызвать симпатию. Слишком явно стремились походить на крокодилов данди, суперменов и джеймсов бондов. Что кроется под этой привлекательной оболочкой? Быков подозревал, что ничего хорошего.
– Я читал Евангелие, – произнес он. – И заповеди помню. Все их помнят. А сколько заповедей соблюдают? Разве что «не убий», да и то до той поры, пока не придется взяться за оружие, чтобы защитить себя или своих близких.
– Но это же естественно, – сказала Морин.
– Христос так не думал, – парировал Быков. – Он очень четко все изложил. Без оговорок.
Можно было бы спорить на эту тему бесконечно, но им помешали. Как это часто случается, на сцене появились люди, которых только что обсуждали. Камила вошла в хижину с виноватым видом. Виктор отделался обычной дружелюбной улыбкой.
– Привет, – произнес он небрежным, почти веселым тоном. – Мы зашли, чтобы объясниться. Во-первых, Вичету запретил к вам приближаться. Во- вторых, мы с Камилой договорились, что обязательно вмешаемся, если дело зайдет слишком далеко…
– Насколько далеко? – полюбопытствовал Быков.
– Мы бы не дали вам умереть, Дима, – быстро сказала Камила. – Когда ты пришел на площадь, мы наблюдали за тобой из укрытия. И собирались вступиться, если шаман вас не простит.
– Да, именно так мы договорились, – подхватил Виктор, извлекая из заднего кармана знакомую флягу. – Предлагаю отметить ваше спасение.
Быков не стал становиться в позу. Все-таки все они были товарищами по несчастью. Очень скоро им предстояло выбираться из затерянного мира вчетвером, полагаясь на помощь друг друга. Ссориться было глупо.
– Да, давайте отметим, – согласился Быков. – Только устроимся на открытом воздухе, если нет возражений. Чертовски надоело торчать в этой хижине.
Они сели возле хлипкой стены, отбрасывающей тень.
– Где ты наполняешь флягу, хотела бы я знать? – произнесла Морин, обращаясь к Виктору.
– Она у меня волшебная, – усмехнулся он. – Я вообще люблю необычные вещи. – Он посмотрел на Камилу, обнял ее за плечи и привлек к себе. – И необычных женщин.
Быков закашлялся. Надо полагать, оттого, что алкоголь обжег ему гортань.
Делая крохотные глотки из фляжки, четверо путешественников обменивались ничего не значащими фразами и рассеянно наблюдали за жизнью лесной деревушки. Почти все ее обитатели были как на ладони, потому что у хижин не было дверей, а у некоторых вообще было три и даже две стены. Мужчины как всегда отсутствовали, а женщины занимались хозяйством: что-то мешали, месили, лепили, плели, шили, нанизывали и варили, ухаживали за стариками и возились с малышами. Дети постарше играли с камнями и костями или выкапывали из земли насекомых, которых тут же азартно поедали.
Глядя на них, Быков удивился тому, как быстро он привык к совершенно чужому для себя быту. Словно провел в индейской деревне не несколько дней, а несколько лет. Сидит себе в тени, прихлебывает виски и невозмутимо смотрит на самых настоящих дикарей, недалеко ушедших от первобытных людей.
– А я здесь уже обжился, – изрек он неожиданно для себя. – Скоро уходить, а мне даже немного грустно.
– Это алкоголь тебя настроил на сентиментальный лад, – сказал Виктор отеческим тоном.
– Лично я просто не дождусь, когда выберусь отсюда, – призналась Морин. – Меня очень угнетает то, что я не могу позвонить в банк и заблокировать
