Малакала был вооружен костяным ножом и копьем, а Быков был безоружен. Даже если ему посчастливится справиться с более молодым и сильным противником, вождь племени не смирится с поражением сына. По его приказу воины набросятся на дерзкого чужестранца, и песенка Быкова будет спета. Так стоит ли противиться неизбежному? Может быть, не имеет смысла рисковать головой из-за Морин? Она британская журналистка, у нее своя жизнь, а у него – своя. Причем только одна жизнь, вот что важно.
Это были очень благоразумные, очень логичные рассуждения. Настолько благоразумные и логичные, что Быкова затошнило.
– Слышал, Малакала? – повторил он, глядя индейцу в глаза. – Это моя женщина. Уходи. Или сначала убей меня.
Малакала оскалил зубы, сверля соперника взглядом. Потом схватил его за плечо и потянул за собой, указывая на бревно. При этом он беспрестанно повторял словосочетание, тут же подхваченное торжествующими соплеменниками. Для ушей Быкова это звучало примерно как «кипа рунчо». Хотя он вполне мог ошибаться. С восприятием окружающего мира у него было неважно. Чего от него хочет Малакала? Почему индейцы приплясывают от нетерпения? Причем тут бревно, обмазанное маслом?
– Тебе предлагают поединок за женщину, – быстро заговорила Камила, приблизившаяся к Быкову вплотную. – У австралийских аборигенов есть похожий обычай. Соглашайся, иначе Морин отберут силой, а тебя изгонят из деревни как ничтожного труса.
– Но у меня нет оружия, – сказал Быков, показывая пустые руки. – Это нечестно.
Поняв, о чем идет речь, Малакала отбросил копье, потом снял нож с пояса и отдал его одному из воинов.
– Нум, нум, – сказал он, кивая на копье.
Или «мум, мум». Или «нун, нун». Это не имело значения. Быков уже все понял. Ему предлагалось взобраться на бревно и, стоя на округлой скользкой поверхности, вступить в единоборство с этим крепышом, который, конечно же, знает все хитрости такого поединка.
Быков обернулся к очень бледной и очень серьезной Морин.
– Я могу проиграть, – сказал он.
– Не можешь, – возразила она. – Не имеешь права. Ты же не бросишь меня в этой глуши с дикарями?
Быкову вспомнилась сегодняшняя схватка двух самцов колибри и собственные рассуждения на этот счет. Небесный режиссер знает правила драматургии и не допускает отсебятины от исполнителей. Неужели все было предопределено с самого начала? В таком случае, уже известно, кто окажется победителем, а кто проиграет.
Бросив последний взгляд на Морин, Быков направился к бревну. Он обладал преимуществом. Обутый в кроссовки с рифлеными подошвами, он будет устойчивее своего противника. Это даст ему шанс, которым необходимо будет воспользоваться.
Сердце Быкова остановилось, когда Малакала задержал его, указывая на кроссовки и требовательно говоря что-то. Прикидываться дурачком не хотелось, да и было бессмысленно. Быков разулся. Стащил носки, запихнул их в кроссовки, потоптался на месте. Посмотрел на сияющие лица ачега вокруг. Перевел взгляд на Малакалу и спросил:
– Сколько уровней в этой игре? Я имею в виду количество турниров. До какого счета идет борьба? Десять заходов? Пять? Три?
Задавая вопросы, он показывал числа на пальцах. Некоторое время Малакала смотрел на него непонимающим взглядом, потом осклабился и показал указательный палец.
Один!
У Быкова была всего лишь одна попытка. Так мало. С другой стороны, если сразу одержать уверенную победу, на этом все и закончится. Но как победить?
Взобравшись на бревно, Быков в полной мере ощутил, как трудно на нем устоять. А ведь ему нужно было не просто удерживать равновесие, но еще и бороться с молодым сильным индейцем, который, конечно же, не раз принимал участие в подобных забавах.
Малакала не залез на бревно, а легко запрыгнул на него и даже не расставил руки для баланса. Торжествующе усмехаясь, он плавно двинулся к Быкову, выставив перед собой руку.
Толкнет в плечо? Схватит за одежду и потянет на себя?
Быков не стал гадать и ждать. У него был лишь один шанс из ста. Нет, один шанс из тысячи. И он им воспользовался.
Как только Малакала оказался в пределах досягаемости, Быков прыгнул. Врезавшись в индейца, он обхватил его обеими руками и увлек за собой. Они вдвоем упали на землю, и Быков отчетливо услышал протестующий всхлип своей селезенки.
Разъяренный Малакала принялся душить его, выкрикивая какие-то фразы, которые определенно не носили поздравительного характера. Сознание Быкова помутилось. Он почувствовал, как его затылок ударяется о твердую землю. Из глаз брызнули искры, во рту появился вкус крови.
Он мог бы достать челюсть склонившегося над ним Малакалы кулаками, но не делал этого, чтобы его противник не разозлился еще сильнее. Не следовало настраивать индейцев против себя. Это могло закончиться плохо не только для него, Быкова, но и для Морин.
И разве не учил нас Спаситель подставлять левую щеку, когда ударят по правой? Или наоборот? Вспомнить не получалось. Мозг начал отключаться. Быков не сразу понял, что он свободен и больше никто не стремится выбить или выдавить из него дух. Кое-как сфокусировав взгляд, он увидел, что воины удерживают Малакалу за плечи и торс, но он уже не рвется в бой, а только вращает глазами и раздувает ноздри. Нужно было срочно разрядить обстановку.
