– Да, кто-то попировал некисло, – сказал я, вглядываясь в следы на земле.
Тех, кто схомячил тут несколько человек, было очень много. Больше сотни точно. Судя по отпечаткам ног, они тоже были людьми, только ноги характерно приволакивали, словно все сплошь были хромыми на обе нижних конечности. И следы на земле виднелись характерные, от непомерно отросших ногтей, больше похожих на крепкие звериные когти.
– Зомби, – сказал я. – Кого-то выкопали и сожрали. И ушли, на наше счастье.
– Выкопали? – не догнал Фыф, туго соображающий с будуна.
– По ходу, люди от выброса прятались, пытались закопаться в землю. Но зомби оказались шустрее.
– Пошли отсюда, – сказал шам, поудобнее перехватывая под мышкой литровую бутыль с самогоном – всё-таки прихватил в подвале. – Поганое место. И под землей тут что-то… нехорошее появилось. Ни живое, ни мертвое. Вчера не было.
– Аномалия, что ли? – поинтересовался я.
– Не знаю, – скривился Фыф. – Но чувствую – пакость. Пошли скорее.
Я не стал спорить, зная, что даже у самого запойного шама чуйка развита намного лучше, чем у практически трезвого сталкера-ветерана. И пошел, наблюдая попутно, как багровое солнце медленно вылезает из-за леса. Оно всегда такое после выброса, словно крови насосавшееся.
Да и вообще после него Зона другая. Аномалий вылезает повсюду, всё равно что грибов после дождя. Энергией их выброс подпитывает, отчего они делиться начинают, словно амебы. И бросаться на всё, что движется. Правда, потом многие с голодухи дохнут, но те, что выжили, умнеют, опыта набираются. Как сталкеры. В трех рейдах выжил – уже, считай, опытный. В десяти – ветеран, которого в барах уважают и за своего держат…
– Я устал, – сказал Фыф, отдуваясь.
– Мы еще и двух километров не прошли, – сказал я. – Брось свою бутыль, легче идти будет.
– Не могу, – отозвался шам. – Я с нею сроднился. Да и как я без нее? Когда я трезвый, меня воспоминания гложут. Совесть покоя не дает…
Хуже нет трезвому слушать причитания пьяного кореша. Вроде и по тыкве дать охота так, что зубы сводит, а нельзя. Друг. Который сам себя губит у тебя на глазах, а сделать ты ничего не можешь. Словами не достучаться, кулаками – духу не хватает. Жалко. Блин…
– Ладно, привал, – сказал я, ткнув пальцем в хилую рощу кривых, облезлых берез, искалеченных радиацией. – Только недолго, минут пятнадцать. Иначе до заката не доберемся до места.
– А куда мы идем? – запоздало поинтересовался Фыф.
– Человека убивать.
– Человека – это хорошо, – не удивился шам. – Если за него хорошо платят, то и ладно. Хабар превыше всего.
– Закон торговца, – криво усмехнулся я.
– Закон жизни, – пожал плечами Фыф. – Или ты, или тебя. Все законы Зоны к этому сводятся.
– И не только Зоны, – заметил я, присаживаясь возле дерева, с которого, словно содранная кожа, свешивались лохмотья красно-черной бересты.
Фыф плюхнулся рядом и присосался к бутыли, в которой осталось от силы половина самогона. Я покосился на него – и ничего не сказал. Зачастую настоящая дружба – это не мешать корешу делать то, что ему хочется. В том числе и самоубиваться. Это его выбор, который ты обязан уважать, если считаешь себя настоящим другом.
Я же достал из кармана КПК и принялся записывать недавние события. Будет больше времени – обмозгую и в издательство пошлю. Коль уж они теперь за книги еще и приплачивают, оно как бы и поинтереснее, что ли. Как говорил классик, самая лучшая работа – это высокооплачиваемое хобби.
– Книжку очередную строчишь? – поинтересовался Фыф.
– Угу, – буркнул я.
– Смотри, аккуратнее, – посоветовал шам. – Читал я твои произведения. Жесть. Кровь, гуано и паутина. Сплошное мочилово с редкими вкраплениями любовных соплей, приправленное фирменным зоновским депрессняком.
– Во-во, только кореша-тролля мне под боком не хватало, – хмыкнул я. – Критика с запахом перегара – это как раз то, что мне нужно для вдохновения.
– Крышей тронуться не боишься от своих же текстов? – не унимался Фыф. – Смакование боевых сцен в твоих книгах на шизофрению смахивает, не находишь?
Я рассмеялся.
– Запомни, мой трехглазый друг. Шизофрения, за которую хорошо платят, называется талантом.
Фыф икнул, подумал и выдал ворчливо:
– Ну да, сам себя с утра не похвалишь, весь день ходишь как оплеванный.
И, не найдя что добавить, вновь присосался к бутылке.
А я продолжал писа?ть. Про Зону. Про которую написал уже очень много. И которая всё никак не отпустит меня. Где бы я ни был, она всегда со мной. Впиталась в меня, треклятая, своей болотной вонью, проросла узловатыми уродливыми корнями в душу. Прав Фыф, болен я Зоной. И она часть меня. И я –
