часть ее…
Когда работаешь и прёт тебя, когда пальцы стучат по клавишам словно бы и не по твоей воле, а будто сами по себе, то окружающего и не замечаешь. Весь ты в тексте, там, в том месте, о котором пишешь…
Но внезапно я осознал, что нет вокруг меня ни берез этих облезлых, ни травы, ни Фыфа. Только туман, непонятно откуда взявшийся. Ватный, белесый. И плотный на редкость. Впору подумать, что и не туман это вовсе, а аномалия какая-то незнакомая, внезапно накрывшая меня с головой.
Я вскочил на ноги и рванулся было вперед. Самое лучшее, когда попадаешь в аномалию, – это бежать. Потому что если стоять на месте, она тебя гарантированно сожрет тем или иным способом. А так появляется хоть какой то шанс. Рванулся… и замер на месте. Потому, что внезапно до боли знакомый голос остановил меня.
– Осторожнее, сынок, – сказала она, выходя из тумана. – Не спеши, а то покалечишь бабушку.
Я знал, кто это. Хорошо знал. Первый раз она встретилась мне в самом начале пути, предсказав будущее. Правда, тогда я не понял того предсказания, осознание пришло позже. И когда второй раз в Чернобыле-два она предстала передо мной в виде?нии, похожем на тяжелый бред, я уже знал, кто это. Сама Зона, собственной персоной. Которая тогда проверила, остался ли я человеком. И, убедившись в этом, указала мне путь.
И вот снова дежавю. Те же слова, и тот же образ. Слишком странный здесь, в этих кошмарных местах, и слишком пугающий своей обыденностью, характерной для того далекого времени, когда на ЧАЭС произошла страшная авария, потрясшая весь мир.
Она смотрела на меня слишком живыми и слишком внимательными для своего возраста глазами. Старая женщина в зеленом платье под стать хозяйке – ветхом, выцветшем, местами искусно залатанном… Она опиралась на клюку странной расцветки – ярко-желтую с синей рукоятью, а в левой руке крепко держала плетеную авоську, из которой выглядывали пакет молока, бутылка кефира и батон хлеба.
– Здравствуй, матушка Зона, – сказал я, криво усмехнувшись, хотя, признаться, мне было не до смеха – от ее внимательного взгляда веяло таким ужасом, что мне в который раз стало не по себе. Страшно? Да, очень. Примерно как когда я в первый раз взглянул в глаза Смерти, которая потом стала моей Сестрой. Но в то же время и к страху можно привыкнуть. Тут, на зараженных землях, иначе никак. Иначе сожрет он тебя, выжжет изнутри бессонницей и нервной трясучкой. Поэтому я, конечно, боялся. Но примерно так, как при встрече с ктулху, не теряя самообладания. Хотя с ктулху, пожалуй, было бы менее страшно.
– Чего ты хочешь от меня на этот раз? – как можно вежливее поинтересовался я.
Она помолчала немного, глядя на меня и одновременно как бы сквозь меня, и сказала:
– Просто выживи. Больше я не смогу тебе помогать, побратим Сестры. Тот, кто создал меня, сильнее меня. И он желает твоей смерти.
– Что значит «не сможешь помогать…» – начал было я. И осекся, поняв. Дошло. Ну конечно. Моя фантастическая личная удача! Когда ты вот-вот по идее должен погибнуть – но нет, всё равно остаешься в живых. И так постоянно. Ранили тяжело – ничего, найдется артефакт, который вылечит. Попал в беду – тоже поправимо, друзья найдут и помогут. Даже если умер – всё равно потом оживаешь. Не в своем, так в новом теле. Так вот, значит, в чем дело! Я был нужен Зоне. Она вырастила меня, сделала тем, кем я стал. В тот день, когда я встретил ее, случайно ли мне встретился на пути парень, при помощи которого я попал во Французский легион, где из меня сделали профессионального убийцу? Подозреваю, что нет. Не иначе это ее рук дело. Зоны. Но зачем я ей был нужен?
– Знаю, у тебя много вопросов, – кивнула она. – Но сейчас не время ответов. Просто останься в живых, сталкер.
Туман, окружавший ее, стал плотнее, и в следующее мгновение старуха пропала. После чего туман стал быстро редеть, отступать назад. Только что висел вокруг меня плотной сплошной занавеской, но не успел я глазом моргнуть – и оказалось, что и не рядом он вовсе, а болтается где-то на окраине поляны редкой, полупрозрачной взвесью. Естественное явление для Зоны на рассвете, ничего особенного. Лишь звон в голове остался от странного виде?ния, словно меня по макушке приложили чем-то тяжелым, да эхо слов в ушах: «Просто останься в живых, сталкер».
Я осмотрелся вокруг, с трудом проворачивая голову на отчего-то затекшей шее. И наткнулся взглядом на внимательные глаза Фыфа.
– Это и есть вдохновение? – поинтересовался шам. – Когда глаза пустые, смотришь в одну точку, а самого слегка потрясывает?
– Типа того, – сказал я, утирая пот со лба.
– Тогда уж лучше похмелье, – подытожил шам. – Понятнее.
– Возможно, ты и прав, – сказал я.
И понял, что хочу жрать. Нереально. Неистово. Причем с самого утра, как проснулся. Потом Фыф своей блевотиной отвлек, потом явно надо было сваливать, потом вдохновение накрыло – если это можно так назвать. Да, лучше так, а то невесть до чего додуматься можно. И вот сейчас, когда это долбаное вдохновение отпустило, меня аж до икоты скрутило желание запихать в желудок всё содержимое рюкзака, которое можно прожевать. А если плохо жуется, то и так проглотить. Змеи вон не парятся, например. Заглотят добычу целиком – и хорошо им. А желудок настоящего сталкера, думаю, ничем не хуже змеиного.
В общем, открыл я рюкзак и занялся сухпаями. Вместе с Фыфом. Который, конечно, как всякий русский… хм-м-м… шам, может жрать самогон без закуси, но с закусью всё-таки как-то этот процесс со стороны приличнее выглядит. Типа, если с ней, то не алкаш, а, скажем, просто ценитель спиртного.
Он проснулся, словно от толчка. Что-то сработало, шестое чувство, может быть. А может, сталкерская чуйка подсказала –
