– Ну а ты вообще по уши в дерьме, – заявляет он. – Замужем и запала на Тео.
Я резко сажусь в кровати, забыв о заячьих ушках.
– Я не запала на Тео!
– Я всю жизнь изучаю язык тел, Уилл. Ты думаешь, все это чушь, но я мастер по этой части.
Я снова шлепаюсь на подушку.
– Я совсем не считаю все это чушью. Просто у меня другие убеждения.
– Не могу не согласиться.
Я знаю, он вовсе не хочет грубить.
– А Райна знает, чем ты занимаешься?
– Ну так, более-менее представляет, – приподнявшись на локтях, он смотрит на меня. – Но я делаю это из лучших побуждений.
– Это короткий путь к пониманию, – подражая ему, я тоже приподнимаюсь на локтях.
– Долгий путь мне никогда не удавалось пройти, – замечает он. – Чувство ответственности никому из нас не свойственно.
– Уверена, впредь люди станут терпимее к твоим лучшим побуждениям.
Обсуждать больше нечего, поэтому мы оба вновь ложимся, и Олли гасит свет, а я понимаю, что спать мне хочется ничуть не больше, чем до этого разговора. Какое-то время мне кажется, что он спит – не двигается, тихо дышит. Но внезапно он говорит:
– Уилла, ты же понимаешь – еще не поздно.
– О чем это ты? – Я смотрю в темноту потолка.
– Об убеждениях. Ты сможешь их обрести. Если я смогу найти в себе чувство ответственности, может быть, ты сможешь найти свои убеждения.
– Ну, – говорю я, – не знаю.
– В этом твоя первая проблема, – говорит он. – Если не знаешь чего-то, просто спроси.
Тео отвечает на третий звонок. У него сонный голос, но я уверена, что не разбудила его. Тео никогда не спит. Бывало, я просыпалась посреди ночи, а его подушка была холодной. Тогда я шла в кухню и видела – он склонился над компьютером и чинит все, что в этом мире нужно починить. Я клала руки ему на плечи, пыталась помочь расслабиться, иногда поила чаем, но в конце концов он сам убеждал меня лечь спать, и я неохотно соглашалась, хотя мне совсем не нравилось оставлять его в кухне одного, ложиться в постель без любимого. Шон так никогда не делал. Он всегда был здесь, рядом со мной. А потом оказался где-то далеко. А потом оказался в «Винограде», в гольф-клубе или черт знает где с Эрикой Стоппард. Тео нуждался в личном пространстве, но не таком большом, чтобы не знать, где меня найти, чтобы не иметь возможности сократить его и вернуться в кровать. Шон никогда не нуждался в личном пространстве, пока ему внезапно не понадобился целый океан.
– Привет, – хриплым голосом говорит Тео.
– Я тебя не разбудила?
– Нет, – отвечает он, – ты же знаешь, я никогда не сплю.
– Можно я к тебе приду? – неуверенно спрашиваю я, хотя точно знаю, что хочу задать именно этот вопрос.
Какое-то время он молчит, размышляя, потом говорит:
– Да, конечно. У тебя все хорошо?
– Все хорошо, – говорю я, прежде чем разъединиться. – Я просто черчу свою карту.
Потом мы оба признаем – это ничего особенного не значило, хотя допускаем – это могло бы значить что-нибудь особенное. Но у меня столько проблем, что сейчас мне просто хочется ненадолго о них забыть; мы оба все понимаем и во всем соглашаемся.
Я говорю, что не принимаю таблеток, но у меня все равно пониженная фертильность, а он говорит, что проходил обследования и полностью здоров, к тому же у него всего одно яичко, но мы не хотим рисковать (потому что рисковать – глупо и только лишний раз доказывает правильность папиных теорий), и он надевает презерватив, который лежал у него в бумажнике.
Секс – прекрасный, удивительный, жаркий, немного странный и очень нежный, гораздо нежнее, чем когда-либо был у меня с Шоном. Когда все заканчивается, я закрываю глаза, но напоминаю себе – надо открыть их, и может быть, я увижу что-то, чего раньше не видела. Так и есть: я вижу
Скатившись с меня, Тео целует меня в лоб, как будто в самом деле придает всему этому большое значение.
– Я так рад, что ты позвонила.
– Да ладно, – говорю я, – ты просто рад, что со мной переспал.
Мы оба смеемся, и я чувствую себя героиней романтической комедии – зрители хлопают, плачут от умиления и проматывают видеозапись назад, чтобы пересмотреть эту восхитительную сцену снова и снова.
