– Постараюсь ответить, – говорю я тихо. – Я знаю, твоя мама далеко. Но, может быть, о папе лучше поговорить с ней? – Да уж, с обсуждением подростковых проблем я справилась бы гораздо лучше. Здесь же мне вряд ли хватит понимания чужих эмоций.
– Не знаю. Мама сама запуталась. Хочет спасать людей всего мира, ну а я-то здесь.
Я откидываю его челку назад. Он смотрит на меня огромными глазами, как смотрел, когда ему было пять.
– Ну спрашивай, – говорю я, надеясь, что ничего не испорчу, не испорчу навсегда.
– Я думаю… я просто… я не понимаю, почему это случилось. Почему он погиб. Тогда. Вот так.
– Ой, солнышко… – я беру его за руку.
– Вы верите в карму?
– Хм-м… – не знаю, что и сказать. – Сложный вопрос. Если ты имеешь в виду, не думаю ли я, что твой отец заслужил такую ужасную судьбу, – нет, конечно. Он был хорошим человеком. Дяде Шону он был… как брат. Дядя Шон рассказывал мне, как твой папа однажды взял его в поход, а ты же знаешь, что твой дядя не любит походы…
– Мы однажды ходили в поход с ночевкой, когда были в Пало-Альто, – перебивает Никки.
– Правда? – удивляюсь я и некоторое время молчу, но потом продолжаю разговор, потому что моя задача – помочь Никки, а не удивляться, какая пропасть образовалась между моим мужем и мной. – В общем… когда они ехали в лагерь, твой отец свернул с дороги, чтобы не задавить белку. Съехал в сторону и помял об дерево передний бампер. Дядя Шон испугался, стал проверять, целы ли кости и надо ли звонить в «неотложку», а первое, что сделал твой отец, – выпрыгнул из машины и пошел смотреть, все ли в порядке с белкой.
Я умолкаю. Надеюсь, это не очень глупая история. В моем пересказе она впрямь звучит глупо, хотя Шон в восхищении рассказывал мне ее снова и снова несколько недель подряд. Что Кайл – такой парень, который готов свернуть с дороги ради белочки. Шону тоже хотелось стать таким парнем, и, когда родился Никки, он понял, в чем дело, и нашел в себе силы сворачивать с дороги, если Никки грозила опасность, – а это с таким-то мальчишкой случалось нередко.
Никки, притихнув, шепчет:
– Я этого не знал, – глотает воздух, обдумывает. – Я пытаюсь все это понять. Ну там, Бог… и что Он хочет нам сказать… – Помолчав, продолжает: – Мне кажется, вот что главное у евреев.
Он запускает пальцы себе в волосы, и я внезапно понимаю – он больше не носит кипу.
– Это очень серьезные вопросы, – говорю я. – Я и сама пытаюсь найти на них ответ.
– Надо проще смотреть на вещи, как ваш папа, – говорит Никки. – На все есть свои причины, и в смерти моего отца есть какое-то огромное значение. Типа, я вырасту и стану президентом, потому что он умер. Но… это… я не хочу быть президентом. Все это дерьмо собачье. Я хочу, чтобы он в тот день пришел на работу на пять минут позже или опоздал на электричку. А президентом быть не хочу.
Он опускает глаза, рассматривает свои колени, но я вижу – по его щекам бегут слезы.
– Не знаю. Мне ведь только двенадцать, – он пожимает плечами, как бы извиняясь.
– Мне кажется, ты очень умный.
– Вовсе нет, – отвечает он. Я вздыхаю.
– Это тяжело признать: что случилось, того не изменить. Люди проводят всю жизнь, сожалея о своих ошибках. О тех самых пяти минутах.
– А вы о многом жалеете?
Я смеюсь и опускаю глаза.
– Я плохой пример для подражания. Я на хрен разрушила свою жизнь.
– Вы сказали «на хрен», – он ухмыляется.
– Мне кажется, ты уже достаточно взрослый, – говорю я, – что тут такого.
Он кивает, словно получил то, за чем пришел, и сползает с кровати, собираясь выйти из комнаты. Я уже собираюсь снова открыть ноутбук, но Никки, застыв в дверном проеме, грызет ноготь на большом пальце.
– Знаете, тетя Уилла, а у вас здорово получается заменять мне маму.
– Ничего подобного, – я хмурюсь.
– Получается, получается! Просто у вас нет времени это признать, потому что вы без конца во всем сомневаетесь.
28
Лежа в кровати, я снова высчитываю, задержка у меня или нет. Надо было, раз презерватив порвался, наутро принять таблетку, надо было обратиться к врачу, несмотря на нашу низкую фертильность – одно яичко, плохая матка, – и убедиться, что я не забеременела. Не то чтобы я не подумала о последствиях. Просто я не знала, чего хочу. Многого в жизни нельзя избежать, здесь я соглашусь с отцом. Не знаю, верю ли я в судьбу, но после отрицательных тестов из месяца в месяц я боялась окончательно убедиться, что верю. Тем более таким образом. Даже если сама не знала, чего хочу – Тео, Шона, ребенка.
