аккуратного, педантичного безволия выделялся звенящей стальной стрункой. Она тянулась из прихожей, сворачивалась в узелки на кухне и в кабинете. Двое долго беседовали: сперва за кухонным столом, потом в креслах, при свете торшера. Березин, очевидно, суетился – пытался кормить гостя, угощал коньяком. А тот, второй, был абсолютно спокоен и твердо уверен в том, что делал. Его тусклый след не сохранил даже тени эмоций – чистая воля.
– В квартире Березина всегда такой порядок? – спросил Дим понятых.
– Да нет… э… какой порядок. Это Ивась, наверное, к приходу визитера прибрался.
– Визитера?
– Ну да, в пятницу… э… затемно, гостил у него один.
Мы переглянулись.
– То есть в пятницу вечером у Березина был гость, и вы его видели? Я верно понял?
Николаич отчего-то смутился.
– Ну, да… я э… сидел там во дворе вечером, думал, Ивась вернется – мы э… в шахматы сыграем. Ждал, вобщем. – Николаич отер губы рукой. Я улыбнулся. Очень уж ощутимо от него пахло «шахматами». – А отчего бы и нет? Вечер, время отдыха… Ну вот. А тут подруливает автомобиль, они выходят. Ивась и другой, тот помоложе. Мужчина такой, возрастом… ну, как вы.
Он указал на меня.
– А дальше?
– Ну, что дальше. Направились они в дом, я больше не видел.
– Он, понимаете, хотел еще к ним третьим напросится! – выпалила вдруг полная жена Николаича. – А я ему: ты спи лучше!
Дим нахмурился.
– И когда же вы легли спать в тот день?
– Около одиннадцати.
– И гость еще был у Березина?
– Ну, э… машина стояла.
– Какая?
– Серая. Ну, темно-серая такая, как асфальт. Иномарка.
– А номерной знак?
– Нет, ну откуда же… – бедный Николаич потупился. – Номер-то я не запомнил. Как его запомнишь…
– Смею предположить, что запомнили, только не знаете этого. Память – удивительная штука. За мной.
Николаич покорно побрел в спальню, там, повинуясь жесту ладьи, лег на кровать. Стало заметно, насколько он тощий: ребра выступили под рубашкой. Дим присел рядом у изголовья прямо на пол, его голова оказалась вровень с головой лежащего мужчины.
– Прикройте, пожалуйста, глаза, – сказал ладья воркующим, низким голосом. – Сейчас мы с вами отправимся во вчерашний день. Вы видите темноту, в ней постепенно проступают контуры предметов… Перед вами детская площадка с зелеными качелями… Вы слышите голоса детей… Недавно был дождь, и воздух пахнет мокрым песком… Ваше дыхание замедлено…
После каждой фразы ладья делал короткую паузу. Его голос становился все более размеренным, вкрадчивым.
– Вы оглядываетесь по сторонам, и видите свой дом. Уже сумерки, в окнах начинают загораться огни… Раздается крик женщины, зовущей домой ребенка… Вы чувствуете твердые планки скамьи, на которой сидите… Вы расслабляетесь…
Николаич чуть слышно вздохнул и пошевелился – поза стала менее напряженной.
– Вы чувствуете приятный ветерок… Воздух свежий, пахучий, вам хорошо и приятно сидеть здесь… Поглядываете на дорогу, на угол дома… Говорите себе: «Вот-вот должен прийти Ивась»… Вы слышите шум двигателя. Из-за угла выезжает серый автомобиль, подкатывает к вашему подъезду… Вы думаете: «Кто же это мог приехать?», и присматриваетесь к машине.
Глаза лежащего шелохнулись под веками.
– Двигатель утихает, щелкают дверцы… Вы видите, как из машины выходят двое, один из них – Ивась. Вы смотрите на второго, вы хорошо видите его… Вы прекрасно его видите… Вы легко можете рассказать о нем… Это мужчина, он молод. Его волосы… какие они?
– Темные… черные.
– У него темные волосы… прямые или кучерявые?
– Прямые… не длинные и не короткие.
– Его лицо… вы всматриваетесь в его лицо…
– Очень плохо вижу… В какой-то дымке. Но лицо гладкое, без усов и бороды…
– Этот мужчина, брюнет, он выходит из темно-серой машины, он хлопает дверцей, и вы видите, что он одет… во что?
– Он в брюках и рубашке, все черное…
