но в такой вечер никак нельзя было не сказать.
– Я люблю тебя, милая.
– Тссс! Не говори такого, пожалуйста. Ни сейчас, ни потом.
– Это правда, вот и говорю.
– Любить можно человека. Я – пришелец.
– Я точно знаю, кого люблю – тебя.
– Прошу тебя, не говори. Любовь – для равных. А я…
Так это было сказано, что я захотел немедленно применить весь арсенал утешений, изобретенный человечеством. Беспощадная лесть, текилла с лимоном, секс до потери рассудка, самоуничижение на пару, а после – на пару же истерический хохот… Масса средств существует для подобных ситуаций, и многое мы вскоре испробовали. Но Марина так и осталась при своей мысли: ее нельзя любить, ведь она – не человек. И сама она любить не умеет. Чувство, которое можно включить и выключить – это не чувство. Однако в ее глазах я часто видел то, что противоречило словам.
Мы были пугающе разными, но меж нами сложился некий баланс сил и слабостей. Я лучше анализировал – Марина зорче видела. Я тоньше чувствовал – она лучше владела собою. Я был лучше как ученый, она – как практик. Она легко входила в контакт с людьми, но грызла себя в вечном внутреннем конфликте; я, напротив, был с собой в мире, но недолюбливал людей. Мы не обсуждали планы на будущее и не фантазировали о рангах, которые получим. По некому молчаливому согласию мы верили, что оба станем ладьями. Я – потому, что лучший аналитик на курсе. Она – потому, что это будет презабавная шутка: сделать ладьей шизоида. Марина говорила:
– Если я вдруг получу ранг, то обязательно пойду в психотерапию. Нужно же довести до кульминации этот абсурд! Буду практиковать под девизом: «Шизоидность – ключ к счастью». Защищу диссертацию на тему: «Лечение психоза при помощи психоза». Докажу, что быть нормальным – это ересь и мракобесие. Потом я получу нобелевскую и стану для психов всего мира тем, кем Уайльд стал для геев. Ты будешь мною гордиться?
Я гордился ею все время, что мы были вместе. Гордился ее умом, искрометным юмором, поразительным самообладанием, способностью понимать слету, с полувзгляда… Я был уверен, что Марина достойна ранга ладьи – высшего, о котором студент академии мог только мечтать. По результатам аттестационных тестов в конце пятого курса расклад обычно выходил такой. Примерно четверть студентов списывалась без ранга, с дипломом о высшем образовании, но без штампа в паспорте. Их ждала работа старомодных психологов образца двадцатого века. Примерно половина получала ранг коня, и это было уже весьма неплохо. Коней охотно берут в коммерческие предприятия на немалые зарплаты, поскольку они – великолепные продажники, переговорщики, эйч-ары. Процентов двадцать студентов становились слонами – проницательными, тонко мыслящими экспертами – учеными, терапевтами… следователями. Оставшиеся пять процентов являли собою элиту – тех счастливцев, чьи личные данные позволяли достичь ранга ладьи. Для этого, конечно, требовалось еще дополнительное обучение. На ладей существовал заказ: получить этот ранг означало сразу быть обеспеченным работой с такой оплатой, о которой другие не мечтают и после десяти лет стажа.
Ферзи в статистику не входили. Они встречались с частотой примерно один на тысячу. Никто в здравом уме не рассчитывал на ранг ферзя – это была фантазия из серии: «Вырасту – стану олигархом». Детские глупости. Лишь наивный дурачок может верить.
Марина и не верила. Она держала свой аттестационный лист и перечитывала раз за разом. Протирала стекла очков, сворачивала лист, разворачивала и читала вновь.
– Здесь написано: «Рекомендована к доподготовке на ранг IV». Сколько ни стараюсь, эта надпись не уходит… Очень стойкая галлюцинация.
Я, еще не осознав полностью всего значения события, сказал:
– Да ладно тебе! Мы и планировали стать ладьями. А ты получилась выше – но это же прекрасно! Ты заслуживаешь этого!
– Мы?.. Ты планировал стать ладьей. А я ждала, что меня вышибут без ранга – по неадекватности. Если психическое здоровье хоть что-то значит, меня должны были выкинуть! И, знаешь, в глубине души я бы порадовалась. Нашла бы почву под ногами: я больна – хоть какая-то ясная идентичность! Но теперь…
Она беспомощно потрясла бумажкой:
– Как это получилось?..
– Ты пойдешь на доподготовку? – спросил я, опять же, не понимая до конца, о чем говорю.
– Да, – сказала Марина без колебаний. – Хочу понять смысл. Не может быть так, что все по случайности. Просто не может.
Я порадовался за нее. А часом позже получил свою аттестацию и узнал, что не дотянул до ладьи. Изъян уровня я-концепции – трещина фундамента, в которую девятью годами позже Марина вгоняла маячки. Вот тогда, перечитывая нехитрое резюме: «Рекомендован к рангу II», – я уразумел всю глубину произошедшего. Эхом звенела в голове давешняя фраза Марины: «Любовь для равных, а я…».
Хрущевка. Стены лестничной клетки выкрашены до половины зеленющей краской, выше – серая побелка. Площадка крохотная – вдвоем не развернешься. Три двери обиты черным дерматином, на той, что нужна нам, лоскут ткани оторван, торчат войлочные внутренности.
– М-да, соседи не очень жалуют убийц, – отметила Марина и нажала кнопку звонка.
