позволит им воспользоваться.
Сразу отвергать его предложение я не стал. Решил выпытать кое-какую информацию… А то сунулись в Хармонт, не зная броду, теперь расхлебываем.
– Нью-Сити тоже накрыло расширившейся Зоной? – спросил я по-прежнему деловито.
– Почти полностью… Тебя что конкретно интересует?
– «Глобо-банк», – сказал я первое, что пришло в голову. – Ячейки их депозитария.
– Забудь… Нет ни ячеек, ни депозитария. Там теперь трещина, провал в полсотни ярдов шириной и столько же глубиной, на дне какая-то ядовитая мерзость клокочет, булькает. Длинная трещина, до самой Кинг-роуд тянется…
– Ишь ты… «Клинику Святого Духа» та трещина случайно не зацепила?
– Да ты все тут позабыл… Клинику-то в бывшем больничном городке по…
Он осекся буквально на полуслове. Сообразил, что выдает информацию, ранее мне неизвестную… Поздно сообразил, всегда был туповатым – идеальный исполнитель, не более того.
– Ты с темы не сворачивай, Питер. Готов заплатить?
– Готов. Но не деньгами. И не тебе. Носорогу. У меня есть кое-что, в чем он очень нуждается. Что с лихвой покроет нанесенный ущерб. Но разговаривать я буду только с Носорогом.
– С господином Рихтером, называй его так, – поправил Лопата.
– Пусть с Рихтером, мне без разницы… Могу и тебя повысить в звании с Лопаты до Экскаватора, – выдал Питер Пэн фирменную шутку юмора.
Лопата посмотрел так, будто прикидывал: сумеет или нет в одиночку и без оружия начистить мне рыло? – и решил, что не сумеет. Правильно решил, куда уж тебе, разжиревшему на кабинетной работе.
Я не блефовал. Носорог всегда казался мне человеком, с которым можно договориться. И на определенных условиях я был готов отдать ему «попрыгунчики» – если смогу убедить отложить операцию над близняшками.
– Господина Рихтера сейчас нет в Хармонте, – произнес Лопата, старательно сдерживая эмоции. – А наш вопрос лежит полностью в пределах моей компетенции, тревожить босса нет нужды. Так что договариваться придется со мной, хочешь ты того или нет, Питер.
– А ты извести господина Рихтера, извести… Возможно, у него окажется другое мнение.
– Зачем? Сюда сейчас движется реактивная установка на гусеничном ходу. Таскать тяжелую технику через Зону не так просто, но через час прибудет… И я поджарю этот склад вместе с вами, если ты не передумаешь и мы не договоримся.
– А Носо… в смысле, господин Рихтер не поджарит твои яйца, когда узнает, чьими стараниями отец его внучек превратился в подгоревший лангет?
– А от кого он узнает? Я ему не скажу, ты тоже, а для остальных моих людей вы безымянные диверсанты… В общем, у вас час на раздумья. А я пойду, пожалуй.
– Никуда ты не пойдешь, дружище, – сказал я ласково, преградив ему путь. – Останешься с нами. Сгорим вместе, обнявшись, как братья. И не делай зверское лицо, хорошо? Мы обещали, что тебя не тронем. Но не обещали, что выпустим.
А вот так… В наших играх правил не существует.
Лопата берется за воротник – словно задыхается, словно ему не хватает воздуха. И резким движением разрывает китель, оторванные пуговицы прыгают по бетонному полу.
Я вижу, что был несправедлив: он не растолстел, просто носит своеобразное белье, нечто вроде небольшого спасательного жилета… Но предназначена эта деталь туалета отнюдь не для спасения, скорее наоборот.
– Здесь почти сорок фунтов пластида, – немедленно подтверждает Лопата мои подозрения. – Погибнем вместе, раз настаиваешь. Взрыватель настроен по правилу «мертвой руки», и ничего электрического в нем нет, так что не мечтай выкинуть какой-нибудь свой трюк. Ну что, помолимся напоследок? Или ты атеист?
Смотрю ему в глаза и понимаю: не берет на испуг, на самом деле готов устроить большой бабах… Как-то не вяжется такая готовность с алчным желанием урвать за спиной босса миллионы, но разбираться с потемками чужой души мне некогда.
– Давай отыграем назад, а? – предлагаю я миролюбиво. – Ты иди, иди, а мы посидим тут часок, подумаем над твоим предложением…
Я делаю пару шагов в сторону, освобождая путь к выходу. Лопата не спешит им воспользоваться. Он размышляет. Он, блин, всерьез прикидывает, не поднять ли на воздух склад со всеми нами!
Эмоции теперь Эрик не скрывает, все отражается на лице… Эмоция, по большому счету, одна: лютая ненависть. За что же ты так меня не любишь? За несколько поврежденных ящиков с товаром?
Он наконец решает пожить еще и шагает к воротам. Не доходит, оборачивается, говорит мне:
– Если решите вопрос с деньгами, то уйдете с объекта спокойно. Но потом, Пэн, я тебя отыщу и пристрелю.
– За что?
