Очевидно, два произнесенных слова истощили последние силы солдата. Умирающий человек распластался на взбитой земле. Порто ломающимся голосом позвал на помощь, но никто не пришел. В серых сумерках перед рассветом пологий склон горы выглядел, как изображение самого ада на картине обезумевшего художника. Холодный ад без озер огня; место трупов или восставших трупов, медленно белевших под хлопьями падавшего снега. Человек, лежавший в его ногах, издал последнее хриплое дыхание и затих навеки.
Порто отошел от мертвого солдата, присел на корточки и начал раскачиваться вперед и назад. Восходящее солнце раскрашивало небо первыми красками, но в нараставшем свете человеческие останки выглядели еще ужаснее, а тела – истерзанными и жалкими. Наконец, обессиленный и истощенный, Порто упал на холодную землю и горько заплакал.
* * *«Перед описанием этого судьбоносного момента во время осады, когда Ахенаби и его певчие подняли мертвых смертных, а генерал Суно’ку совершила молниеносную вылазку в попытке уничтожить огромный таран северян, ваш летописец должна выразить собственное мнение и рассказать о трудностях, с которыми наш орден сталкивается при составлении записей о таких временах.
Когда мы называем укрепляющий сон нашей королевы «кета-джи’индра» – «опасным сном», – это не только элемент поэзии. Происхождение слова «кета» датируется эпохой самого Сада. Оно содержит в себе не просто идею «опасности», но также и намек на «непостижимый хаос».
Мы, Облачные дети, не используем «кета» для описания других угроз. Раненый гигант или тысячи северян, осаждающих Наккигу, тоже несут опасность для наших сородичей, но они не являются чем-то непостижимым. Однако восстановительный сон королевы Утук’ку представляет собой особую угрозу для нашей расы – неведомый хаос, потому что она перестает руководить своим народом. Сам порядок вещей подвергается риску, как будто бы звезды оставили небесные пути и создали для себя новые случайные маршруты через небо. Когда королева спит, вместо ее любимого и правдивого голоса мы слышим мнения других людей, а многие ныне бьются за власть над судьбой народа. Ничто уже не находится на правильных местах.
Кюсаю, четвертый церемониймейстер, однажды сказал: «В сезон кета-джи’индра небо и земля меняются местами, а горы становятся на свои вершины». Именно в дни Кюсаю великий Друкхи Мученик, сын королевы, был убит смертными. Ослабев от горя, Утук’ку вошла в «опасный сон» и провела в нем даже большее время, чем сейчас. Пока длился ее сон, многие события изменили лик Наккиги. Люди ощущали себя в полной темноте, и будущее народа было неопределенным.
То же самое случилось и в тот недавний день, о котором здесь идет речь. Силы северян продолжали осаждать наш город. Их внезапная победа и наше ужасное поражение были в какой-то момент одинаково возможны. Но в конечном счете обе эти возможности исчезли.
Риск открытия ворот, когда генерал Суно’ку атаковала таран из черного железа, не привел к фатальному бедствию, как того боялись некоторые лидеры орденов. Однако и осадное орудие не было разрушено. Генералу и ее уцелевшим Жертвам пришлось отступить. А лорд Ахенаби спел песню такой силы, что сотни и сотни трупов северян восстали из мест захоронений и пошли под звездным небом, убивая многих наших врагов и сея ужас в их сердцах. Но этого оказалось недостаточно, чтобы прогнать армию герцога с наших земель.
Неопределенность тех дней породила много слухов и историй, которые распространяются до нынешних пор. Все это затрудняет работу скромного летописца. В такие времена истина ускользает из рук. Некоторые говорят, что, когда королева спит, в мире внезапно возникает много истин – поскольку лишь наша великая королева в своей мудрости и силе необходимой уместности определяет порядок всех вещей. При ее отсутствии факты больше не имеют основы, заслуживающей полного доверия. При ее отсутствии авторитет и уважение лидеров рассеиваются или даже теряются полностью. Каким образом мы можем знать, что реально или нереально? И как может скромный летописец выявить истину таких моментов, когда событие случилось недавно, когда не прошел хотя бы один Великий год?
Вот конкретные факты той ночи: лорд Ахенаби поднял сотни мертвецов, и генерал Суно’ку изо всех сил старалась похитить таран смертных. План первого удался; у второй ничего не получилось, и поэтому осада продолжалась. Каждый день порождал новые слухи о том часе открытых ворот: о сотнях рабов, убежавших в суматохе из Наккиги, или о десятках шпионов (как некоторые заявляли), просочившихся в город. В любом случае эти слухи возникли в смутное время, когда реальность нельзя было зафиксировать – когда наша королева спала – и в мире не существовало ничего определенного, кроме непостижимого хаоса. Никто не может сказать, что именно произошло, и менее всех – простой летописец, потому что истина пребывала во сне».
Леди Миджа сейт-Джинната из Ордена Летописцев.
* * *Изгримнур так устал, что едва мог переставлять ноги, но длинный день, к сожалению, еще не закончился. Он благодарил всемогущего Бога, что после восхода солнца восставшие мертвецы снова стали мертвыми. Их тела теперь хоронили под соответствующие молитвы. На обратном пути к своему шатру герцог переговорил с главным армейским капелланом и разрешил тому провести большой погребальный ритуал. Или священник просил его о чем-то другом? Изгримнур настолько вымотался, что уже не помнил всех деталей.
Кто-то ожидал его в шатре – молчаливая и неподвижная фигура, стоявшая в затемненном месте. Изгримнур сжал рукоятку кинжала, браня себя за невнимательность. Однако, когда он угрожающе шагнул вперед, фигура даже не пошевелилась.
– Отошлите своих людей, герцог Изгримнур. То, о чем я хочу сказать, предназначено только для ваших ушей.
– Аямину?
