– Леди Миджа сейт-Джинната из Ордена Летописцев.
– Перестань, муж. Ну, почему я не могу побаловать тебя? Копченая слепая рыба считается деликатесом. Это самое лучшее и изысканное блюдо, которое у нас было в последнее время. Я нахожу его лучшим вдвойне, потому что рыбу поймали в твоем озере.
– Это не мое озеро, – ответил Вийеки, понимая, что его возражение звучало неубедительно.
– Конечно, твое.
Кхимабу жестом велела одной из новых служанок поставить перед ним поднос.
– Кому еще оно может принадлежать?
Пожалуй, самым странным и приятным событием, случившимся при обрушении скал в районе ворот, оказалось обширное смещение горных пород – как раз в том месте, где Каменщики Вийеки рубили широкую штольню в обход Запретных Глубин. Огромное сотрясение горы создало пролом, ведущий в смежные пещеры нижних уровней. Там рабочие обнаружили прежде неизвестное озеро, которое покоилось в темноте у корней Наккиги, возможно, с того момента, как началось само Время. Через день после рокового камнепада бригадир пригласил старшего помощника магистра на осмотр вновь открытых территорий. Увидев подземный водоем, изобиловавший безглазыми рыбами, изумленный Вийеки назвал его Озером Темного Сада. Берега водоема и стены огромной пещеры были покрыты съедобными мхами. Эти пищевые ресурсы значительно улучшили ситуацию в городе, так как жители наконец перестали бояться голодной смерти. Хотя в связи с общественным настроением водоем переименовали в Озеро Суно’ку, Вийеки за такое важное и своевременное открытие приобрел хорошую репутацию в народе. И если сам он был не очень рад неожиданно приобретенной известности, то его жена придерживалась иного мнения.
– Почему ты не ешь? – настаивала она. – Не хочешь рыбу, так отведай дикобразный мох. Повар превзошел сам себя.
Дикобразный мох был колючим лишайником, довольно редким в пещерах Наккиги. В сваренном и приправленном специями виде он считался любимым блюдом древних благородных семейств.
– Я все время думаю, что это произошло не случайно, – сказал Вийеки. – Магистр Яарик знает глубинные места, как никто другой в Наккиге. Возможно, он предполагал, что мы найдем там озеро.
– Какая разница? – раздраженным тоном спросила Кхимабу. – Яарик благоволит тебе. Несмотря на все твои тревоги, он недавно объявил главе Лабиринта, что ты будешь его преемником. И, конечно, он мог предполагать, что ты найдешь такое место. Что тут странного?
Вийеки отложил вилку и отодвинул блюдо с нетронутой рыбой.
– Извини, жена, – сказал он. – Столько забот, что я потерял аппетит. И сейчас из меня не получится хорошего собеседника.
– Это верно, ты плохая компания. Но я прощаю тебя.
Кхимабу сияла от радости. Будто помолодев, она выглядела, как девушка, только обретшая женскую зрелость.
– Мой кузен Ясио говорит, что Лабиринт почтит тебя новым саном от имени королевы. Подумай об этом! Ты будешь верховным магистром!
Он встал, стараясь не казаться слишком торопливым. Его слюна внезапно обрела кислый привкус, и запах рыбы вызвал приступ тошноты.
– Да, конечно, нас удостоят этой чести, – ответил он. – Я благодарен Лабиринту и королеве. Прошу извинить меня, жена. У меня болит голова, и мне нужно немного пройтись.
Он нуждался не в воздухе и даже не в прогулке. Шагая по улицам второго яруса, Вийеки понимал, что на самом деле ему была нужна уверенность или, по крайней мере, понимание происходящего. Он хотел, чтобы его болезненные мысли отступили и к нему вернулось былое спокойствие.
Хикеда’я в Наккиге привыкли к обвалам и содрогавшейся земле. Поэтому, когда огромные камни завалили ворота, многие люди подумали, что это еще один пример беспокойного сна горы. Но в первые моменты камнепада, прежде чем охранники втащили его в малые боковые ворота, Вийеки находился снаружи. Он видел, как сумерки внезапно стали черными, а небо превратилось в падающий камень. Он видел, как дюжины риммеров в мгновение ока были уничтожены под падавшими валунами. Вийеки был свидетелем того, как генерал Суно’ку спокойно ожидала смерть. Он видел, как ее жизнь угасла, будто огарок свечи. И он каждую ночь просыпался по нескольку раз, ловя ртом воздух и все еще пытаясь укрыться от града камней.
Однако его нынешнее беспокойство не было вызвано страхом или переживаниями тех мгновений, когда обрушилась часть склона. Ему не давал покоя странный жест уважения, который Яарик продемонстрировал при погребении генерала.